Линор Горалик: Плетенка из волос

В 1815 году умерла Анна Дэвис – служанка и любовница английского поэта, критика, сатирика и общественного деятеля Уильяма Гиффорда. До самой смерти Гиффорд хранил при себе небольшой памятный медальон: на одной внутренней створке располагался акварельный портрет Анны, а на другой помещалась ловко выполненная плетенка из волос Анны и Уильяма, поверх которой крепился золотой брелок с именем, датой смерти женщины и клятвой в вечной памяти.

Среди мемориальных ювелирных изделий, хранящихся в музеях и частных коллекциях, этот брелок иногда смотрится простовато: мастера сентиментальных украшений умели создавать из человеческих волос совершенные шедевры. Например, под хрустальной крышкой французского свадебного кольца – подарка, полученного новобрачной от свекра и свекрови в первой половине XIX века, – из волос жениха был выложен миниатюрный сноп колосьев, перепоясанный лентами и окруженный лиственным орнаментом. Другой романтический подарок того же времени – золотая брошь с ляписом, опалом, вермильоном и изумрудом – представлял собой загадку-акроним: первые буквы в названиях материалов складывались в слово love, и создатель подарка, в зависимости от размеров своего кошелька, мог увековечивать таким способом любые тайные послания.

Но и самый небогатый романтик мог позволить себе серебряный брелок, внутри которого скрывался выписанный маслом одинокий глаз: хранившие тайну любви лучше, чем целый портрет, такие брелоки-«глаза» создавали ощущение исключительной близости, эмоционально насыщенного присутствия. Волосяные же памятные украшения не только давали ощущение телесной близости, но и были способны храниться веками – созданная с их помощью вещь гарантирует ту самую «долгую память», ради которой и делают сентиментальные украшения.

«Память» и «близость» – две главные составляющие ценности сентиментальных предметов костюма, будь то аксессуар или элемент одежды (бабушкино свадебное платье, рубашка, в которой ты забирал ребенка из роддома, или подвязка, на которой дама когда-то вышивала инициалы уходившего на войну рыцаря). Эти предметы вне моды и могут не иметь никакой материальной ценности – только эмоциональную. Их существование – своего рода чудо: мы храним их только потому, что умеем наделять неживые предметы символическим значением, видеть в них отголоски живых событий. Когда-то большинство сентиментальных ювелирных украшений создавалось под заказ.

Но наша способность наделять вещи особым смыслом помогает нам видеть «сентиментальную ценность» даже в массовых вещах. Даже когда мы кастомизируем эти вещи – скажем, гравируем крышку часов или заказываем в Spiffing Jewelry кольцо с координатами места романтического знакомства, – мы понимаем, что всего лишь формально «привязываем» вещь к переживанию и ценность ее – не в гравировке. Кстати, на необходимости сочетать массовое производство и сентиментальный вес ювелирных украшений построено несколько прекрасно работающих маркетинговых концепций: скажем, марка Pandora предлагает покупать ценные бусины в честь тех или иных событий и постепенно собрать их в единый «памятный браслет»: но ведь формально-то эти бусины никак не связаны лично с нами? И даже когда компания LifeJem предлагает кремировать нашего дорогого покойника и создать настоящий алмаз из его пепла, мы понимаем, что это украшение имеет ценность только потому, что мы умеем видеть в нем живые человеческие истории. Можно, конечно, и сейчас заказать у дизайнера Керри Хоули ожерелье из волос любимого, но у кого в кармане зимнего пальто лежит привезенный летом с моря гладкий камешек – тот, наверное, понимает, что это – лишнее.