Мария Железнова: Политически ничего не изменилось
В среду 10 октября Екатерина Самуцевич, 30 лет, член Pussy Riot по прозвищу Гараджа, белое платье, красная балаклава, была освобождена в зале Мосгорсуда, после того как судья Лариса Полякова, не ставя под сомнение ее виновность в хулиганстве, заменила ей два года реального срока двумя же годами условного, подтвердив реальные сроки Надежде Толоконниковой и Марии Алехиной. Накануне Самуцевич сменила адвоката, мелодраматичную Виолетту Волкову – адвоката Сергея Удальцова, на бесстрастную Ирину Хрунову – адвоката Михаила Ходорковского. Хрунова дополнила кассационную жалобу четырьмя страницами, повторив то, что говорила в Хамовническом районном суде сама Самуцевич: что к моменту начала акции ее уже вывели из храма охранники и потому бесовские дрыганья, т.е. состав преступления, описанный в Уголовном кодексе РФ и правилах Трулльского, а также Лаодикийского собора, ей вменен быть не может.
Решение ввергло когда-то единых сторонников группы в споры о глубине коварства власти. Кто надавил на Самуцевич: следователи или псевдоправозащитники? Что ею двигало: страх от скорого этапирования или глубинная душевная слабость? А адвокатами: жажда пиара или сговор с властью? Зачем это власти: кинуть пряник умеренным или разозлить радикалов? И как, в конце концов, это называть: раскол или предательство? И надо ли начать презирать Самуцевич уже сейчас или поднакопить еще праведного в своей народности гнева?
И какое же имеет значение, что от показаний она не отказалась, девушек не оговорила, вины не признала, будет жаловаться в Европейский суд и участвовать в акциях группы. И что политически ничего не изменилось: Екатерина Самуцевич продолжает считаться виновной в приготовлении к бесовским дрыганьям – приготовлении к преступлению, предусмотренному Уголовным кодексом РФ и правилами Трулльского собора. Что «Свободу Pussy Riot!» – это про Трулльский собор и есть. Что раскол в стане сторонников, опасавшихся раскола в группе, коварнее любого решения суда. И что у 70-летнего Станислава Самуцевича, отца Гараджи (белое платье, красная балаклава), кроме нее, больше никого нет.