Михаил Фишман: Оппозиция вместо заговора
Сегодня эта логика дает сбои, и лидеры уличного протеста попадают в некую серую зону. С одной стороны, они известные всему миру люди. С другой стороны, в выстроенной Путиным системе им не хватает аппаратной субъектности. К ним нет личных претензий. Атоса не имеет смысла и не за что сажать в Бастилию, а признать в Удальцове графа де ля Фер все еще нет готовности.
Со стороны действия властей в отношении оппозиции выглядят странно. За стратегической линией – давить – не виден четкий план. Шпионское дело против Сергея Удальцова сначала стремительно разворачивается в жанре тюремного боевика: увозят со спецназом на допрос – именно так обычно в России сажают надолго, но потом его все же отпускают под подписку о невыезде.
В чем причина? В нерешительности? В отсутствии сколько-нибудь реальных оснований для преследования? В осознании абсурдности обвинения? Но в отношении рядовых активистов этот барьер не действует: почему тогда задержан другой фигурант того же дела, Константин Лебедев?
Есть еще примеры. Можно таскать лидеров протеста на допросы и третировать их обысками по сфабрикованному болотному делу, но за решеткой сидят все-таки не они, а рядовые участники. Отпущен под такую же подписку о невыезде по хозяйственному делу Алексей Навальный. Меч путинского правосудия занесен и над ним, и над Удальцовым, и – менее явно – над другими, но рука удерживается от удара.
Аресты активистов укладываются в общую логику наведения порядка. Болотное дело – это реакция на московские митинги, профилактика протеста. В нем нет личных мотивов, а есть лишь общий ответ Путина тем, кого он считает уличными бузотерами. В политическом смысле это примерно как ставить волнорезы на городском пляже: чтоб было тихо. С точки зрения системы это стрельба в воздух, поверх голов.
Эту работу можно регулировать на нижних этажах аппарата. Но для арестов знаковых фигур на аппаратном уровне требуются отдельные санкции, и их нет. Это значит, что Владимир Путин пока не готов карать конкретных лидеров уличной оппозиции. Понятно почему: до сих пор политическое преследование оппонентов разворачивалось в логике личных отношений. Прицельная стрельба шла только по тем, кто когда-то принадлежал к команде и кого Путин мог бы назвать предателем.
Михаил Ходорковский фактически был обвинен в заговоре. Перед президентскими выборами 2004 г. был заподозрен в коварных помыслах и внезапно уволен Михаил Касьянов. Только что выгнали из Думы Геннадия Гудкова. Вот-вот лишится сенаторского мандата Людмила Нарусова. Список можно продолжить, но речь идет о представителях истеблишмента, с которыми к тому же Путин был еще и знаком лично. В его иерархии ценностей главное преступление – нелояльность.
Собственно, это и есть главный вызов, с которым столкнулся Владимир Путин. Деление на своих и чужих больше не работает, а вместо тех, в ком угодно видеть заговорщиков, – политические оппоненты, действующие открыто. Готов ли Путин приравнять абстрактных врагов короны к личным врагам? Положительный ответ на этот вопрос и будет означать переход к политической диктатуре.