Мария Железнова: Наручники и хороший скотч

Если сначала обмотать запястья скотчем, а уже поверх скотча защелкнуть наручники, то следов от браслетов не останется. То есть даже если прожить в них три дня и чтоб наручники на руках были скованы короткой цепью с наручниками на ногах, даже если пересечь в них полстраны, написать в них 10 страниц явки с повинной, то все равно не останется. Во всяком случае, у Леонида Развозжаева, который пропал в Киеве в статусе политбеженца, а спустя двое суток нашелся в московском сизо в статусе признавшегося в организации массовых беспорядков, ничего не осталось: правозащитник в погонах Антон Цветков, почему-то первым из всех оказавшийся у него в камере, рассказал, что внимательно, в течение получаса, осматривал лодыжки и запястья Развозжаева, а там – ничего. Никаких следов пыток, о которых Развозжаев крикнул в камеру, прежде чем его погрузили в полицейскую «Газель». Хороший скотч.

Развозжаев, чьим именем могут назвать новый список нерукопожатных для Европы и США следователей и судей, не очень похож на классического уличного левака – ни возрастом, ни биографией. Ему под сорок, двое детей-школьников, родом из Ангарска. В Москве занимался мелким бизнесом, держал меховой магазинчик на Черкизовском рынке, потерял его после закрытия рынка, открыл новый на другом рынке. Одновременно увлекся политикой, но пошел не на улицу, а в аппарат партии «Родина». Уже тридцатилетним ушел в «Левый фронт», к молодым коммунистам. С прошлого года стал помощником депутата Ильи Пономарева. В митингах участвовал, но под арест не попадал. Призывал ставить палатки в Александровском саду, но на Кремль идти не звал. То есть был на виду, но не на слуху, пока похожий на него человек не попал в кадр «Анатомии протеста» как посредник между грузинскими деньгами и русским бунтом. А теперь фамилию Razvozzhaev первой из русских выучил новый комиссар по правам человека ООН.

Пытки – не новость в новейшей российской истории, но новость в российской политике. Правозащитники могут рассказать про куда более извращенные мучения, которыми выбивают признания в совершении преступлений куда менее громких, чем организация массовых беспорядков. История Развозжаева, которая стала новостью для многих участников недавних протестов, впечатляет именно обычностью и привычностью. Нового тут – разве что хороший скотч.