Сергей Петров: Не пугайте нас родиной
Ричард Пайпс, ветеран споров об исторических судьбах России, в недавней статье для «Ведомостей» (№243 от 21.12.2012) успокаивает нас: он пишет, что культурные изменения происходят медленно, если вообще происходят. Ничего у нас не менялось и не изменится. Действительно, трудно найти народ, который полностью забыл бы о «страхах и надеждах» предков. Но это не значит, что все общества обречены застрять в навсегда выбранной ими колее. Нации вполне способны развиваться – сохранять лучшее из прошлого и отказываться от вредного.
Общества способны одновременно и сохранять верность традициям, и меняться. Причем изменения происходят во всех обществах постоянно – и к лучшему, и к худшему. Пайпс говорит, что американское общество строило свое уникальное государство, стремясь как можно дальше уйти от своей метрополии – Британии, но в культурном отношении так от нее и не ушло. Конечно, американцы и британцы говорят (почти) на одном языке и их правовые системы родственны, но в их политических системах немало и различий.
А главное – за последние сто лет американское общество добилось огромных изменений. Олигархический бизнес начала ХХ в. был обуздан и приручен обществом, побеждена коррупция в правоохранительных структурах и политических партиях, уничтожена «традиция» пить за рулем. Расовые предрассудки, процветавшие еще 60 лет назад, практически изжиты. Экономические и социальные границы между Севером и Югом если и не стерты полностью, то сведены к минимуму. Прямо сейчас в США происходят значительные перемены, которые касаются и культурных предпочтений, – речь и о реформе финансирования здравоохранения, и о возможных ограничениях на владение оружием. Какие-то традиции могут меняться, а культурное родство с предками никуда не исчезает. Зачем менять то, чем можно с достоинством дорожить?
То же можно сказать, к примеру, о Японии. В этой стране очень сильна культурная наследственность. Граждане этой страны помнят о своих предках, любят традиционное искусство, сохраняют характерные особенности в отношениях между разными поколениями и т.д. Но японское общество много сделало для того, чтобы избавиться от архаичного законодательства, от закрытости и невосприимчивости к новым технологиям. Японский опыт экономического и политического переустройства при сохранении культурных особенностей был воспринят множеством других стран – Южной Кореей, Сингапуром, Китаем и др.
В истории России можно найти немало поводов для того, чтобы махнуть рукой. Тот же Пайпс в книге «Россия при старом режиме» пишет, что основная масса русского населения впервые усвоила, что такое государство, в годы татаро-монгольского ига. Люди поняли, что государство «забирает все, до чего только может дотянуться, и ничего не дает взамен и что ему надобно подчиняться, потому что за ним сила». При этом ни один удельный князь не мог получить власть без одобрения хана. Сам процесс вручения грамоты сопровождался варварскими унижениями, а любая провинность могла стоить жизни. «В этих обстоятельствах начал действовать некий процесс естественного отбора, при котором выживали самые беспринципные и безжалостные, прочие же шли ко дну, – пишет Пайпс. – Коллаборационизм сделался у русских вершиной политической добродетели». Это подготовило почву для политической власти своеобразного сорта, «соединяющей в себе туземные и монгольские элементы и появившейся в Москве, когда Золотая Орда начала отпускать узду, в которой она держала Россию».
Таким образом, устройство нашего государства, над подходящей терминологией для которого бились «лучшие люди нашего города», приобретает оригинальные черты. «Деспот ущемляет право собственности своих подданных; вотчинный правитель просто-напросто вообще не признает за ними этого права».
Хроническое российское беззаконие проистекает в немалой степени из отсутствия четкой договорной традиции, которая существовала бы веками. Говорить и договариваться с властью на равных общество пока так и не научилось.
Население «генетически четко» усвоило истину – против государства выступать бесполезно. Даже опасно. Все попытки обратного поведения в российской истории имели плачевные последствия для «бунтовщиков». А потому большинство постаралось забыть про самолюбие и чувство собственного достоинства. Или решило приберечь их для внешних обстоятельств.
Не случайно все лучшие качества русского народа проявлялись, как правило, при внешних угрозах. Заодно укоренилась национальная привычка – делить мир на своих и чужих. Вымещать свои неудачи и винить в ошибках чужих, прощать все своим «людоедам» и с недоверием относиться к любому доброму намерению извне. Финский посол как-то рассказывал мне, что купил сыну русские комиксы. На одной из картинок был изображен Илья Муромец на перепутье: направо – Русь, прямо – завоеватели, налево – враги. Выбор не богат.
Но никто не заставляет нас быть карикатурой на самих себя и воспроизводить идиотские стереотипы в детских книжках. Мы действительно получили в наследство немало традиций, создающих нам проблемы. Но мы в этом не уникальны! У каждого общества в культурном багаже есть и проблемные, и многообещающие особенности. Вопрос в том, кандалы это или клетка, от которой есть ключ? Видимо, в момент раздумья на те же самые темы во времена брежневского застоя у Михаила Жванецкого родилась фраза: «Невежество придумало себе страну и пугает нас родиной». Пугаться не стоит, а вот критически мыслить и развиваться давно пора.
Христианство начиналось со сжигания идолов. Образование и развитие общества начинается с прощания с ложными идолами, предрассудками, бессмысленными целями, продиктованными тщеславием или невежеством. Перемены измеряются не количеством вышедших на митинг, но метаморфозами в умах людей. И тогда уже они необратимы.
Как долго еще мы будем винить внешние силы в своем нежелании меняться? Отличать конкуренцию от вражды обычно помогает чувство собственного достоинства. Уверенность в себе позволяет признавать ошибки, а не обвинять в них других. Мне кажется, «индекс чувства собственного достоинства» каждого общества будет исчерпывающе красноречив. И покажет прямую корреляцию с уровнем развития страны. Это мера того, насколько мы готовы отказаться от ненужного в нашем прошлом и заняться нужным и неотложным.
Ни одна из наших национальных традиций не запрещает нам иметь праведный суд. Уж точно не традиции мешают учреждению в России честной и независимой судебной системы. То же можно сказать и о независимом от исполнительной власти представительстве интересов – на районном, городском, региональном и, конечно, на общенациональном уровне. Национальные традиции не могут быть препятствием для того, чтобы начать управлять национальными ресурсами в интересах всего общества, а не только одной небольшой группы лиц.
Есть, правда, и еще один путь – довести реальность до абсурда – по Войновичу. Не исключено, что именно такой сценарий зреет в некоторых умах. Никаких революций. Глупость как главное орудие пролетариата. Запретить употребление английского языка или звучание джаза приравнять к экстремистским лозунгам. Главный вопрос – проявит ли нация солидарность в противостоянии абсурду? Рассеется ли сакральность власти от осознания ее комичности?