Элла Панеях: Государство и другие группировки

Государственная дума приняла в первом чтении закон, запрещающий «пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних». Те, кто счел, что этот закон ставит их в положение людей второго сорта, вышли протестовать. Совсем небольшая кучка, человек тридцать.

Поскольку существующие законы о несвободе собраний блокируют для граждан страны практически любую возможность публично и коллективно выразить свое мнение по политическому вопросу, группа ЛГБТ-активистов (не в первый раз) продемонстрировала свое отношение к потенциально дискриминационному закону самым мирным и аполитичным образом из возможных: несколько однополых пар просто поцеловались на крыльце Госдумы. Без лозунгов и символики.

Как все подобные акции, эта привлекла и других людей – которые хотят, чтобы те, первые люди, были вторым сортом. Они тоже сорганизовались: открыто, через социальные сети, договорились прийти и избить. Просто так, за сам факт существования, за то, что осмелились проявить себя. Никаких эвфемизмов: призывы к насилию публиковались «В контакте» открытым текстом: «бьем», «портим лица», «они должны нас бояться». На призывы откликнулось тоже не так уж много народу – несколько десятков.

При столкновении двух этих групп людей присутствовали силы правопорядка. На опубликованных фотографиях хорошо видно, как именно ОМОН обеспечивает порядок: сначала с расслабленными улыбками, не без удовольствия наблюдает, как организованная группа «православных фундаменталистов» атакует участников акции, потом, убедившись, что никто из ЛГБТ-активистов и сочувствующих не перешел к ответным насильственным действиям, «упаковывает» участников одной несанкционированной акции – гей-пары, осмелившиеся поцеловаться на улице, – и оставляет на свободе участников контрманифестации, несмотря на то что они-то как раз явились к Думе с плакатами и символикой и очевидным образом с заранее обдуманным намерением нарушили общественный порядок, атаковав своих оппонентов физически.

Можно поухмыляться – а что, так необходимо пропагандировать «нетрадиционную ориентацию» и именно детям? Но реальное содержание закона определяется правоприменением, а в правоприменении, как показывает практика, закон о запрете пропаганды чего бы то ни было несовершеннолетним достаточно быстро выливается в запрет сначала вообще говорить с подростками на эту тему, даже в предельно объективном ключе, а потом и просто в запрет говорить о проблеме публично даже со взрослыми, ведь от присутствия несовершеннолетних ни одна открытая площадка не застрахована. И когда принимается такой закон, гей-активистам есть о чем беспокоиться: он затыкает рты, лишая миллион-другой граждан страны заявлять и отстаивать свои права и интересы – невозможно требовать прав, когда под запретом сам факт заявления о своем существовании. Закон легитимирует дискриминацию. А гомосексуальным подросткам – для защиты детей ведь все задумывалось, правда? – отсутствие доступа к нужной информации грозит эпидемией депрессий и самоубийств.

Можно сказать, что вас это не касается – какие-то геи. У вас нет ни друзей таких, ни родственников, ни знакомых. Хотя скорее всего есть. Чисто статистически. А не знаете вы об этом потому, что ваши близкие люди вам не доверяют. Не верят, что они, близкие, вам дороже, чем ваши предубеждения. Если же вы достойны доверия, скорее всего вы и сами знаете, что такие близкие у вас есть. Но это в скобках. Предположим, что не касается. Но вот улыбки бездействующего ОМОНа в этом инциденте касаются всех и каждого.

Монополия легитимного насилия – ключевой, образующий признак государства. Без нее государства нет, есть банда, контролирующая часть территории и ресурсов. Вдумайтесь: рядовых омоновцев не возмущает и не обижает, что им приказано стоять и смотреть, как шайка штатского сброда на их глазах исполняет политически мотивированную силовую акцию. Они рады пофилонить и полюбоваться, как геев бьют. Рады, потому что им геи неприятны. Им эта их неприязнь к геям – ну вот, ей-богу, не самая главная боль в их жизни – более ценна, чем принцип, по которому только они одни уполномочены здесь применять силу. Это значит, что существующее в России в данный момент государство – и те, кто отдает приказы, и те конкретные люди, что непосредственно должны от его имени применять силу, – не видит за собой монополии на легитимное насилие. Не просто не в состоянии ее за собой удержать в определенный момент (как на Манежной с нацистами: струсили – бывает), а в своем собственном сознании не признает ее существующей.

Когда Госдума принимает дискриминационный гомофобский закон, можно говорить о глупой, недальновидной, позорно ретроградной позиции российского государства по одному из ключевых вопросов мировой политической повестки XXI века. Когда ОМОН разгоняет мирную акцию, не нарушающую ни одного закона, можно говорить об авторитарном характере этого государства. Когда ОМОН при разгоне какой-либо акции калечит и бьет людей, можно говорить о превышении полномочий при применении насилия. Это все не новость. Взбесившийся принтер взбесился по всем фронтам; ОМОН вон уже битвы подушками разгоняет, не то что целующихся любовников; отсутствие в стране нормального суда делает силовые структуры источником опасности для всех законопослушных граждан, не только для тех, кто выходит протестовать.

Но когда государство открыто, под телекамеры, от своей монополии на применение насилия отказывается, позволяя другой организованной группировке применять насилие у себя на глазах, это значит, что государства в стране больше нет.