Алексей Байер: Россия Мартина Лютера Кинга
Русский национализм в России на подъеме. Он делится на две широкие категории: одни считают Владимира Путина сильным лидером, защищающим российский суверенитет от козней мировой закулисы и подкупленных ею доморощенных прозападных либералов, а другие, наоборот, проклинают путинский режим как в той или иной степени антирусский. В этих двух взаимоисключающих категориях существуют еще и десятки разновидностей. Националисты бывают как православные, так и язычники, есть советские, а есть нацисты, и даже среди тех, кто хотел бы возродить самодержавную Россию, сторонники имперской идеи находятся в конфликте с теми, для кого главный враг – Петр Великий.
Некоторые из этих групп исповедуют русский национализм в достаточно устрашающей форме. Первым массовым выступлением против путинского режима стала не мирная демонстрация в декабре 2011 г., а националистический погром, учиненный футбольными фанатами на Манежной площади годом раньше.
Тем не менее для многонациональной России радикальный великорусский национализм был и остается тупиковой идеологией. Точно так же немецкий национализм в Австрии, который впитал в себя Гитлер, не имел будущего, пока существовала многонациональная Австро-Венгерская империя, и сумел реализоваться лишь после ее распада в Германии.
В революциях в России национальный фактор, несомненно, играл важнейшую роль, но это был не русский национальный фактор, а национально-освободительные движения в европейской части страны, а также неспособность российской политической системы направить в продуктивное русло проснувшуюся во второй половине XIX в. энергию еврейского населения за чертой оседлости. Волнения 1917 г. были вызваны недовольством затянувшейся войной и либерализацией российского общества в первые годы ХХ в., но роль прибалтов, поляков, армян и украинцев – не говоря уже о евреях и грузинах – в большевистском перевороте, защите Советов в Гражданскую войну и строительстве Советского государства невозможно переоценить.
Советский Союз, в свою очередь, был в значительной степени расшатан местным национализмом в республиках и, опять же, движением среди евреев за право эмигрировать в Израиль. Совсем не случайно конец коммунизма в России совпал с распадом СССР.
Молодые люди, марширующие под бело-черно-желтыми знаменами или избивающие ЛГБТ-активистов у здания Думы, – достойные преемники черносотенцев последних десятилетий царского режима и молодчиков из общества «Память» времен перестройки. Однако их сегодняшняя активизация скорее свидетельствует о брожении умов и глубоком недовольстве путинской системой в российском обществе.
Тем не менее, как и в 1917 г., и в 1991-м, национальный фактор сегодня тоже безусловно присутствует. Кавказ и Средняя Азия не просто двинулись в Россию на волне ее нефтяного процветания, но за последнее десятилетие незаметно стали важнейшими игроками в российской социальной, экономической и политической ситуации.
Не знаю, что об этом говорит миграционная служба: подобные цифры, даже если они собраны добросовестно, обычно остаются вполне абстрактными, – но, навскидку, говорящих на иностранных языках уроженцев Средней Азии и Кавказа на московских улицах и в метро если не большинство, то близко к 50%. Подобные наблюдения тоже бесполезны с точки зрения статистики – коренные «белые» москвичи богаче и потому больше склонны передвигаться в машинах, а не в метро или на своих двоих, – но зато они более чем конкретны на уровне эмоций. К тому же друзья с маленькими детьми в один голос утверждают, что в городских детских садах даже в достаточно дорогих районах Москвы «одни таджики», а про окраины и Ближнее Подмосковье нечего и говорить. Этим, возможно, объясняется и недавний скачок в статистике российской рождаемости.
Ситуация российских гастарбайтеров во многом сходна с положением афроамериканцев в конце 1950-х гг., особенно в крупных индустриальных городах США. Как и мигрировавшие в предыдущем поколении с Юга на Север негры, многие выходцы с Кавказа и из Средней Азии уже живут в России семьями, они пустили тут корни и возвращаться домой не намереваются. Их дети растут россиянами, но настоящими россиянами их никто не считает, даже если они приехали с Северного Кавказа и являются полноправными российскими гражданами. Они тут на птичьих правах, они постоянно пребывают в страхе дискриминации со стороны властей и атак скинхедов.
Исторически США, хоть и не без труда, но довольно успешно ассимилировали белых иммигрантов: ирландцев, итальянцев и тех же евреев. Однако с ассимиляцией чернокожего населения все оказалось намного сложнее. Проблемы накапливались, пока не произошел расовый взрыв. Но произошел он, как и сегодня в России, в период широкомасштабного брожения умов: студенческих волнений, антивоенных протестов, требований радикальных реформ в обществе. Борьба негров за свои права влилась в общую картину неспокойных и нестабильных 1960-х, которые многие в Америке до сих пор вспоминают с содроганием.
Тем не менее в США результатом этих протестных действий стала не революция и не расовая война, а значительная либерализация и модернизация общества. Более открытая и толерантная система после периода адаптации в 1970-е гг. позволила Америке вновь занять лидирующие экономические, политические, культурные и моральные позиции, почти уже потерянные в результате вьетнамской войны. Возможен ли такой положительный результат в России, предсказать невозможно, но борьбы всех этих людей, которых москвичи до сих пор пренебрежительно называют «понаехавшими», за свои права, несомненно, следует ожидать в контексте грядущих в России политических перемен.