Владислав Иноземцев: От путинского консенсуса к контракту с эпохой

Хотя сейчас принято считать, что в основе успеха Владимира Путина как политика лежит своего рода консенсус, или договор, объединивший разные части общества, речь должна скорее идти о наборе «вольностей», которыми вождь пожаловал некоторые социальные группы. Бизнесу обещались относительно комфортные условия (низкие налоги, возможность вывода активов за рубеж, улучшение имиджа в мире) в обмен на политическую лояльность и готовность соблюдать правила игры.

Населению была предложена относительная сытость и рост благосостояния в обмен на закрывание глаз на обогащение элиты и окончательную приватизацию страны. Чиновничеству и силовикам был предоставлен carte-blanche на кормление за счет бизнеса и граждан и практически полный иммунитет от следования каким бы то ни было законам и правилам. Не «вписавшимся» в систему было разрешено негромко возмущаться и без проблем выезжать в те края, порядки и образ жизни в которых им больше нравятся.

Следует признать, что система оказалась весьма эффективной – и даже то, что в ее основе лежали произвол и воровство чиновничьего класса, не могло ее до поры до времени подорвать. Бизнес и граждане давно уже поняли, что в России взятка – не проклятие, а шанс: без нее в таком косном государстве, как наше, вообще ничего не решить. Поэтому народ был благодарен Путину за то, что он дал ему возможность относительно дешево откупаться от бюрократии, а бюрократия – за то, что она могла доить население. Вождь мог делать практически все, что ему было угодно, даже уходить на время с трона, что в иные времена было бы крайне неосмотрительно. Но полтора года назад стало понятно, что система дает сбой. Что же случилось – и, что важнее, можно ли восстановить ее работоспособность?

Сегодня в обществе доминирует мнение о «восстании» среднего класса, который хочет перемен и свободы. Если бы это было так, то власти достаточно было посмотреть на численность манифестантов, на биографии их лидеров, на уровень их поддержки – и перестать обращать на происходящее внимание. Но проблема, на мой взгляд, в ином. Недовольство улицы – симптом, но не диагноз. За ним две более значимые проблемы.

Не поддается реставрации

Во-первых, экономически система становится все менее и менее эффективной. Раньше рост расходов и инвестиций мог решить любую проблему. Сейчас это не так. «Газпром» добывает все меньше газа. Дорога из Москвы в Санкт-Петербург так же далека от готовности, как и 10 лет назад. Олимпиада дорожает в несколько раз, но будет ли все построено в срок, не ясно. Регионы требуют все больше денег, но экономический рост замедляется. Причина ясна: «вольности» бюрократии распространились настолько, что воровство зашкаливает за 30, а то и 50%; для повышения доходов нужны новые налоги, которые душат бизнес; никакие кредиты не компенсируют бегства капитала из страны. И недовольство горожан – не только от недостатка свободы. Оно – от прекращения роста доходов, фундаментальной основы путинской стабильности.

Во-вторых, две части «элиты», предприниматели и чиновники, которые раньше были едины в поддержке режима, ныне близки к конфликту. «Дань», которой бюрократия и силовики обложили бизнес, становится неподъемной, а прямое участие чиновников в предпринимательской деятельности – слишком раздражающим избирателей. Путин пытается разделить бизнес и власть, но чем сильнее они разделятся, тем жестче будет их столкновение; тем меньше они будут уверены в своем будущем; тем зримее будет их общее недовольство «гарантом». Таким образом, причина проблем едина: общество не может обслуживать аппетиты друзей президента и друзей его друзей в их нынешнем объеме, а экономика не способна демпфировать их вопиющую некомпетентность.

Отсюда вывод: законсервировать систему не удастся. Предпринимая «реставрацию», Путин рискует. Ужесточение режима не сделает его эффективнее и не принесет выгод обывателям, зато увеличит аппетиты силовиков и окончательно сделает президента заложником бюрократии. Сейчас приходит время опираться не на людей, а на механизмы, но Путин не способен на это. Он не военный, убежденный в силе приказов и власти устава; он разведчик, знающий цену вербовке и не верящий никому, кроме ранее набранных им агентов. Он верит в то, что непрофессионал, которому он лично заглянул в глаза, сумеет решить задачу, но не в то, что незнакомый ему человек, находящийся на своем месте, может сделать это более эффективно. Поэтому его система – это система, в которой он сегодня может просить, но не приказывать. И это становится слишком заметно, чтобы надеяться на то, что она может пережить очередные кризисы.

Отказ от старого договора

Путин не может требовать эффективности, потому что он обещал бюрократии неприкосновенность – и не может нарушить этот принцип, так как это чревато бунтом; он не может начать борьбу с коррупцией, но не может не говорить о ней, если хочет оставаться электорально привлекательным. Путин не может идти на диалог с оппозицией, так как в таком случае он сдаст свою «агентуру», хотя на деле этот диалог был бы решением многих проблем. Иначе говоря, он не может избавиться от друзей, которые давно стали обузой для его режима. Есть ли выход из такой ситуации? Я думаю, есть: он состоит в отказе от прежнего консенсуса, или договора, и в формировании действенной и эффективной управленческой системы.

Когда Путин начинает говорить о борьбе с коррупцией, он улавливает правильный момент, но ошибается в постановке перспективной цели. Сейчас эта «борьба» выступает средством успокоить общество, но людям не нужны показательные процессы и «посадки», к которым призывает президент. Им нужна уверенность в том, что воруют меньше; нужны деньги, которые пойдут на повышение пенсий и зарплат. Борьба с коррупцией должна стать экономически мотивированным процессом, решающим три задачи. Во-первых, повысить эффективность управления и снизить долю расхищаемых средств до «приемлемого» уровня. Во-вторых, запустить обновление аппарата и стимулировать позитивный кадровый отбор вместо постоянного ухудшения качества чиновничества. В-третьих, возродить доверие к власти в обществе, не приводя при этом к резкому «восстанию элит».

Чтобы борьба с коррупцией принесла значимые результаты, она должна вестись с поддержкой самого аппарата и не быть слишком жестокой. Власти следует разрушить ныне существующую круговую поруку бюрократии – и тут жестокость не помощник. Чем сильнее будут карать коррупционеров, тем сплоченнее будет бюрократический криминалитет. Поэтому правильнее отменить для коррупционеров уголовную ответственность в виде лишения свободы, но ввести статьи, требующие компенсации ущерба, а также запретить коррупционерам пожизненно занимать должности на госслужбе и участвовать в управлении любым бизнесом. Кроме того, стоит освободить от ответственности взяткодателей. Это даст два результата. Во-первых, мы увидим вал компромата из недр самих бюрократических структур – ни один подчиненный не станет покрывать начальника-взяточника, если знает, что тому не грозит тюрьма, а самому ему светит повышение. Это напоминает... сталинские времена, но если уж Путин заигрывает со сталинизмом-light, то это как раз лучшее из возможных использование прежних практик. Во-вторых, мы увидим ажитацию предпринимательского сообщества и гражданского общества – они внесут свою лепту в разоблачения чиновничества, что выбьет серьезный козырь из рук оппозиции, так как позволит набрать столько компрометирующих сведений за несколько месяцев, сколько тот же Алексей Навальный не накопает за годы. По выявленным фактам фигурантам будут предъявляться обвинения, взыскиваться ущерб (что, замечу, не станет для них катастрофой, так как речь пойдет об одном или нескольких эпизодах, тогда как богатства накоплены за годы), появится каста неприкасаемых, которые, вероятно, распродадут остатки активов и покинут страну. Итогом станет не бессмысленная «национализация» вороватой «элиты», о которой сейчас мечтают, а прощание с ней.

Продемонстрировать реальные результаты

Залогом успеха кампании могут стать два обстоятельства. С одной стороны, в бюджет должны возвратиться значительные суммы – и доходы тут могут оказаться намного большими, чем от запланированных приватизаций. Должен быть показан реальный эффект в виде снижения цен государственных контрактов и работ, оплачиваемых из бюджета, что снизит бюджетные расходы и высвободит средства на социальные нужды. Наконец, необходимы повышение предпринимательского доверия, открытие новых бизнесов, либерализация экономики и сокращение серого сектора. С другой стороны, граждане должны будут увидеть серьезное обновление управленческого класса и повышение его компетентности. Важным условием этого будет, наверное, утрата нынешней их власти значительным числом членов путинского «политбюро» – но это лучше, чем столкнуться с серьезными проблемами в случае неконтролируемого распада режима. Даже ограниченность электоральных свобод может быть компенсирована ощущением сменяемости элиты, компетентности власти и конкурентности в госслужбе – этому, собственно, учит и китайский опыт. Система начнет самоочищаться, тем более что уже нынешнее поколение бюрократов сделало свою работу настолько высокооплачиваемой и связанной с такими привилегиями, что желать карьерного роста можно и без надежды украсть.

Конечно, Путину, который так часто обращается к проблемам нравственности, на такой шаг трудно будет решиться. Потому что отказываться от услуг даже проворовавшихся друзей неэтично, нехорошо и непривычно. Это противно его существу. Но, наверное, именно на таких поворотах «нужно, чтоб душа была тверда, здесь страх не должен подавать совета». Почитателей у авторитарного лидера всегда будет достаточно, а настоящих друзей, скорее всего, нет уже сейчас. Поэтому пора переходить от «компромиссов со страной» (точнее, с теми, кто выдает себя за нее) к «контракту с эпохой», становиться хотя бы немного более современным. Ибо лишь становясь более современным, можно рассчитывать, что современность станет для тебя самого более комфортной.