От редакции: Могут ли консерваторы быть модернизаторами
Дмитрий Медведев не только премьер-министр, занятый повседневными проблемами страны и государства. Он и теоретик, стремящийся заложить изящную идеологическую базу в основание доставшейся ему партии «Единая Россия», главной платформой которой всегда было отсутствие идеологии и безусловная поддержка президента.
«Единая Россия» не раз заявляла о приверженности консервативным ценностям. Вчера Медведев на открытии «Гражданского университета» объяснил слушателям, что консерватизм – передовая и прогрессивная философия. «Консерватор в качестве своего антипода может сопоставляться только с реакционером. Реакционер – это тот, который тащит назад, а консерватор стремится изменить жизнь, но старается делать это без революций», – заявил он. Что ж, классический консерватизм действительно далеко не равен реакции и ретроградству. Реакционеры считают возвращение в добрые старые времена самодостаточной целью, а любые реформы и новации – вредными. Европейские консерваторы ХIX в., в частности Эдмунд Берк и Алексис де Токвиль, настаивали на сохранении статус-кво, не отрицая научно-технического прогресса, неизбежности перемен в умонастроениях людей и государственном управлении. «Государство, не способное к изменениям, не способно к сохранению», – писал Берк. Большинство классических консерваторов – приверженцы верховенства права. Закон и преемственность правил игры можно считать одной из основ консерватизма.
Традиционные семья и религия, приоритет прав и свобод человека, представительная демократия – все это ценности, разделяемые современными консерваторами от Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер до Николя Саркози.
Философский и политический консерватизм в России – специфическое явление, где трудно провести границу с реакцией и мракобесием.
Консерваторами называют выступавших в ХIХ в. за постепенное сближение с Европой и внедрение ее политических и общественных институтов Петра Струве и Бориса Чичерина. Но консерваторами у нас считаются и философы, чиновники и публицисты Сергей Уваров (автор знаменитой триады православие – самодержавие – народность), Константин Победоносцев и Константин Леонтьев. Победоносцев резко критиковал реформы Александра II: «Когда суд отделен от государства <...> он становится орудием господствующей партии <...> Единая власть – единственный залог правды для России. Вот где правда, а там (на Западе) – ложь, роковая ложь для России».
Еще одна важная деталь: сталинская идеологическая унификация уничтожила консерватизм. Как направление философской и политической мысли он не развивался на протяжении десятилетий. Появившийся вновь в последние 15–20 лет существования СССР и развившийся в 1990-е гг. современный российский консерватизм причудливым образом соединяет в себе Победоносцева, евразийство, антизападничество и ностальгию по «золотому веку» времен Брежнева. Здесь больше государственничества и страха перед любыми проявлениями самоорганизации, чем собственно консерватизма. Ведь консерватизм, повторим, – это прежде всего уважение к стабильным правилам игры в политике и экономике. У этой позиции больше почвы для сближения с либералами, чем с реакционерами, поскольку появление предсказуемых и прозрачных правил и есть необходимое условие модернизации в России.