Антон Олейник: Интриги и символическое насилие
Посещение храмов – как религии, так и искусства (театр) или науки (университет) – призвано вызывать трепет и восхищение. Трагическая маска Мельпомены, арфа Терпсихоры, навощенные дощечки Каллиопы или свиток пергамента Клио указывают на возвышенный и торжественный характер происходящего. О склоках и насилии, царящих за стенами храмов, хочется не вспоминать. Однако события, подобные конфликту в Большом театре, заставляют усомниться в качественном различии происходящего за стенами храмов и внутри них.
Власть обычно ассоциируется с теми, кто далеко наверху: в Кремле либо в местной региональной администрации или мэрии. Непосредственное руководство с властями не ассоциируется. Однако и без них начальство обладает властью, понимаемой как способность навязать свою волю окружающим. Собственно, именно в этом и заключается смысл существования начальника – заставить окружающих заниматься тем, что хочет босс, а не тем, что предпочел бы делать подчиненный.
Достигается желательный (для начальника) эффект самыми разными методами – в зависимости от специфики конкретной организации. В тюрьме или армии в ходу физическое насилие. Это и не удивительно, учитывая глубинную связь этих организаций с ограничением свободы и возможности удовлетворения базовых физиологических потребностей. В обычной коммерческой фирме – «офисе» – власть начальника зиждется на выплате денежного вознаграждения.
Школа – разве можно себе представить организацию с более благородной миссией? Однако власть пронизывает и школьную среду. Начальство – учителя и руководство школы – обладает властью в отношении учеников и их родителей. Однако основания власти здесь иные, чем в случае офиса, армии или тюрьмы. Насилие здесь носит символический характер. Символическое насилие предполагает навязывание особого мировоззрения (например, изложенного в едином учебнике по истории) и системы ценностей.
Аналогична ситуация и в храмах искусства (театре) и науки (университете), послуживших отправной точкой для данного комментария. Люди искусства и академические люди лишь на первый взгляд лишены каких-либо претензий на власть. У каждого из них есть свое видение прекрасного или своя теория. И каждый надеется, что его видение или теория будет принята другими. В описании Пьера Бурдье человек науки – homo academicus – озабочен увеличением собственной власти не меньше, чем политик или солдат, мечтающий стать генералом (Bourdieu P., Homo Academicus).
Как этого достичь? С помощью применения силы? Эпоха крепостных театров и «шарашек» осталась в прошлом. Подкупом? Но театр, пусть и Большой, или университет – не «Газпром», их финансовые ресурсы всегда меньше необходимых для подкупа каждого труженика сцены или доски. Да и притязания человека в отличие от «человека экономического» деньгами не исчерпываются.
Остаются интриги и символическое насилие. Интриги являются примером манипулирования как особого способа достижения власти. Манипулирование сводится к осуществлению скрытого воздействия на подчиненного, о котором последний может даже не догадываться (Ледяев В. Г., «Власть: концептуальный анализ»). Желаемый для обладателя власти эффект достигается за счет сознательного искажения и дозирования информации, получаемой подчиненным. На основе доступной ему информации он принимает решения, выгодные для начальника.
Символическое насилие в храмах науки и искусства применяется не только в отношении студентов или зрителей. Деятели науки и искусства используют его и в отношении друг друга. В ход идут риторические навыки, заочные (реже – очные) интеллектуальные дуэли, действия по подрыву научной или артистической репутации и символическое насилие в иных формах.
Любое упоминание физического насилия является своего рода табу в академической или артистической среде. Здесь принято убивать словами, а не действиями. Тем не менее символическое насилие связано с физическим на генетическом уровне. Обе разновидности насилия представляют собой не что иное, как разные способы достижения одного результата – подчинения окружающих своей воле. Отсюда периодические эксцессы вроде кислотной атаки в Большом театре.
При очередном посещении храмов символического насилия не стоит забывать о том, что может скрываться за проявлениями высокой культуры. Наука и искусство, как это ни парадоксально, до сих пор остаются сферами, которые модерность затронула в наименьшей степени. Преданность конкретным людям и лояльность организации здесь по-прежнему ценятся больше, чем соблюдение принципа верховенства закона или приверженность делу. А потому рецидивов борьбы за власть в ее наиболее архаических проявлениях не избежать и в будущем.
Если только в этих сферах не произойдет институциональная революция, конечно. Вот лишь некоторые из ее возможных составляющих: контрактные гарантии защиты прав работника (такие, как институт пожизненного найма, или теньюр, в североамериканских университетах), сильные и независимые от администрации профсоюзы, необходимые для их реализации, процедурная возможность апеллирования решений начальства по существу научных или художественных разногласий и т. д. Иными словами, начинать менять превалирующую модель власти лучше не с Кремля, а с конкретного офиса, театра или университета.