Денис Соколов: Два сценария дальнейшего развития событий на Кавказе

Эта статья – продолжение двух уже опубликованных статей про Северный Кавказ («Постколхозное общество», «Ведомости» от 29.05.2013; «Масло в огонь», 5.06.2013) – задумывалась как обсуждение оптимальной стратегии для региона. Но арест мэра Махачкалы Саида Амирова 1 июня 2013 г. поменял исторический контекст: как бы сказал булгаковский Воланд, «Аннушка уже пролила масло». Операция Следственного комитета в Махачкале – не проходной эпизод. Это эпизод настолько важный, что когда-нибудь он может даже войти в учебники по политологии и истории новой России при реализации любого из двух крайних или бесчисленного количества промежуточных сценариев дальнейшего развития событий на Кавказе.

По крайне оптимистичному сценарию, это старт трансформации существующего государства в сторону федеративного и более современного. Если удастся оседлать волну реституций на Северном Кавказе и преобразовать эту энергию антиколониального протеста в восстановление судебной системы и государственных институтов. Это решение – вне сегодняшней логики бюрократической машины, но может спасти инстинкт самосохранения суверена.

По крайне пессимистичному сценарию, это начало политического кризиса с непредсказуемыми последствиями, если инстинкт не сработает и атака на местных феодалов будет сопровождаться только информационными утечками про попытки самоубийства и откармливанием новых драконов останками поверженных. Тогда событие, формально трактуемое «в рамках борьбы с коррупцией», может оказаться терминальным для феодальной системы управления. Нельзя исключать, что это событие вызовет продолжение распада империи – распада, начавшегося в 1989 г. в Берлине, продолжившегося в 1991 г. в Беловежской пуще, приостановленного в 1994 г. первой чеченской войной и замороженного в 1999–2004 гг. целым рядом драматических событий. От войны в том же Дагестане, перешедшей во вторую чеченскую, «Норд-Оста» и ареста Ходорковского до теракта в Беслане и отмены выборов губернаторов. Последние 20 лет почти все политические изменения в России отталкиваются от Северного Кавказа.

Амиров – плоть от плоти действующего в России социального порядка. Он не просто один из организаторов дагестанского антибасаевского ополчения в 1999 г. Этот человек – конечно, не он один – сделал много грязной работы. От имени власти ли, в интересах ли власти или в своих личных интересах он создал систему опосредованного региональной феодальной элитой, во многом колониального управления республикой. Система исправно функционировала последние 10 лет. Региональные политики, силовики и преступные сообщества формировали единое сословие. Не зря Саид Джапарович получил в декабре 2005 г. ведомственную награду «За взаимодействие с ФСБ России» и недаром дважды становился лучшим мэром страны. Амиров – одна из голов российского Левиафана. Его арест – еще один признак того, что дракон начал откусывать собственные головы.

Мэр Махачкалы в клетке Басманного суда больше похож на пленного, чем на задержанного. Формат ареста с участием «Альфы» больше напоминает военную операцию, чем процессуальные действия. Так Тамерлан показывал миру поверженного Баязида Молниеносного, а Екатерина II – Емельяна Пугачева.

Готовы ли мы открыть ящик Пандоры?

Последовавшие после ареста события носят признаки тотальной чистки. Семья арестованного мэра почти нейтрализована – оба сына, по крайней мере, выглядят заложниками. По делу об убийстве следователя Гаджибекова арестовано 11 человек, в течение недели задержаны по обвинению в хищениях главы Каякентского и Табасаранского районов, Сиражутдин Ильясов ушел в отставку с должности директора нацбанка. Еще неделя – и происходит перехват управления городом на уровне мэрии – сам арестованный Амиров временно отстранен от должности, амировский заместитель Багандов ушел в отпуск, а позицию и. о. занял Муртазали Рамаданов, ректор ДГУ, хоть и связанный через родственников с арестованным мэром, но для переговоров о передаче коммунальных активов вполне пригодный. Технология демонтажа амировской империи в целом определена. Сумма интересов дагестанских московских олигархов, силовиков и местных, ориентированных на Москву политических игроков, как пружина, начавшая свое обратное движение с точки крайней беспомощности федерального центра после ухода Муху Алиева наконец выразилась в ударе по самой мощной региональной «политической машине» – империи мэра Махачкалы.

Снести «военную аристократию» на Северном Кавказе вообще и в Дагестане в частности – это как открыть ящик Пандоры. В предыдущих статьях мы говорили об особой важности земельного вопроса. В ходе ликвидации колхозов с 1992 г. земля ушла из-под контроля сообществ, закон «О местном самоуправлении» не работает, региональная нормативная база дискриминирует население. Реституция прошла только в горах и предгорьях, на равнине она блокируется той самой военной аристократией – региональной элитой, одним из лидеров которой до последнего времени был мэр Махачкалы. Нарастающая активность этнических организаций, попытки сельских обществ вернуть земли, ушедшие либо арендаторам, либо в городские округа, стимулируют рост влияния религиозных, джамаатских и этнических лидеров, помещают профессиональные вооруженные группы в новый контекст. Эти лидеры, прошитые родственными и соседскими связями с народом, могут стать в следующее десятилетие новыми источниками и носителями легитимности, пехотой региональной политики на Северном Кавказе. Вопрос только в том, чья это будет пехота. Даже даргинец из небольшого села Джангамахи Левашинского района Саид Амиров через племянницу состоит в родстве с аварцем, возможно убитым лидером гимринской ДТГ Ибрагимом Гаджидадаевым. Кто возглавит реституцию и из чего будет состоять машина принуждения? Из эффективной судебной системы и полиции или из военизированных политических машин – аварских, даргинских, кумыкских, лезгинских, табасаранских?

Кто лучше

Политические риски дополняются социально-экономическими. За последние 10 лет в большинстве российских регионов отстроенные в 1990-е гг. губернаторские политические машины были демонтированы. Новые региональные лидеры, как «офицеры» возводимой Кремлем силовой и бюджетной вертикали, «отжали» все источники доходов. Ресурсы аккумулирует центр, а потом необходимая для поддержания стабильности часть перераспределяется при помощи различных бюджетных механизмов. Последствия: купирование социальных лифтов, отток активной части населения из региональных центров, замена рыночной и политической конкуренции административным рынком. Глобальный сетевой ритейл душит местного производителя, малый и средний бизнес, местное силовое предпринимательство. Без региональных баронов некому оказывать сопротивление синдикатам, включающим крупных производителей обуви и одежды, например, из Турции и Китая, мяса из Аргентины или Новой Зеландии, их торговых представителей, федеральных чиновников, хозяев московских мясокомбинатов и молокозаводов, работающих на импортном сырье, операторов сетевого ритейла и региональных чиновников. Федеральная политическая машина, опирающаяся на нефтегазовые ресурсы и силовую вертикаль, – бенефициар скорее таких синдикатов, чем региональных полуформальных, часто поддерживающих политическую фронду экономик.

Трудно представить себе, как сегодня на 2-й рынок Махачкалы может попасть новозеландская баранина или аргентинская говядина, когда баранина там андийская или тляратинская, а говядина – кадарская. Закрытость розничного и оптового рынков республики, непрозрачность фискальной системы и «особые условия ведения бизнеса в Дагестане», на которые ссылаются внешние инвесторы, как это ни дико звучит, помогли сохранить и отчасти развить местный бизнес. Овощеводство, животноводство, легкую городскую промышленность, производство строительных материалов и собственную розницу со своими, региональными сетями вроде «Каравана» или «Киргу». Сейчас Махачкала и Хасавюрт – крупнейшие региональные рынки для ставропольских и ростовских производителей кормов, скота и сельхозпродуктов.

А в Санкт-Петербурге, например, сети гипермаркетов за несколько лет зачистили местную розницу. Политически это выглядело как борьба с криминалом во власти и за высокую деловую культуру в торговле, население выигрывало в качестве сервиса и цене. Но при Валентине Матвиенко, избранной в 2003 г., процент малого бизнеса с 12% упал до 6%, в основном выжили те, кто так или иначе смог прилепиться к госзаказам, тендерам и т. д. Укрупнились розница, пассажирские перевозки, рекламный бизнес, пищевая промышленность и проч.

В Санкт-Петербурге на 2012 г. в неформальном секторе было занято всего 2,6% работоспособного населения, а в Дагестане, даже по официальной статистике, – 46,9%.

«Цивилизованный» сетевой ритейл после заключения «плодотворного» союза с федеральными регуляторами превращается в обычную торговую мафию и не только налоги, но и откаты платит в Москве, а не местным баронам. Какая мафия лучше – своя или «глобальная»? Во что обойдется коллапс неформальной экономики Махачкалы и отток ее населения в другие города?

Немного утопии

Как пройти между мафией и революцией? Заменить мафию государственными институтами. Через публичные суды и реституцию опереться на население и построить все три ветви региональной власти из лидеров «политической пехоты». Это значит – применить указы Бориса Ельцина 1991 и 1992 гг. о реорганизации колхозов и 131-й федеральный закон о местном самоуправлении. Создать судебную систему, опирающуюся не только на мощь государства, но и на моральную поддержку сообществ и религиозных лидеров. Для Махачкалы это означает восстановление муниципальных районов и создание новых на базе присоединенных населенных пунктов (таких как Тарки, Альбурикент, Кяхулай, Семендер, Ленинкент) и передачу или возвращение местному самоуправлению прав распоряжения земельными участками, строительными подрядами и коммунальным хозяйством.

Далее: военную аристократию, вроде людей Амирова, через приватизацию инфраструктуры можно превратить в буржуазию, обменивая гарантии безопасности и активы на лояльность на условиях люстрации. То есть сжать лет в десять трехсотлетнюю историю создания современного государства в Великобритании. Там еще была промышленная революция, происходящая в городах вроде Лондона.

Махачкала многократно больше начинающего Лондона. Вся эта бешеная, почти миллионная человеческая масса полна энергии. Что если (после ликвидации феодальных баронов и приватизации инфраструктуры) зажать ее между двумя полюсами – огромным внутрироссийским рынком потребительских товаров и продуктов питания с одной стороны и складами с оборудованием и сырьем в лизинг и в кредит – с другой? Можно получить первый, создающий собственное богатство город в стране, всасывающий экспатов и международный бизнес с такой же интенсивностью, как сельских жителей и гастарбайтеров. Если, конечно, не задушить его налогами, бюджетом и сетевым ритейлом, подталкивая от мафии к революции.