Кирилл Харатьян: Можно ли говорить о секвестре бюджета

Доходы федерального бюджета в 2014 и 2015 гг. окажутся на 1,6 трлн руб. меньше, чем ожидалось еще полгода назад. Большие деньги. «Автодор», например, на все российские дороги просит что-то вроде 1 трлн руб., и экспертам кажется – многовато.

Разумеется, правительство вывернется. Будут использованы все нефтегазовые доходы, будет распечатан резервный фонд, в конце концов, Россия всегда может отправиться на рынок – ей там не откажут, заемщиком она сейчас считается хорошим.

Последний раз дефицитный бюджет верстался еще до эпохи президента (председателя) Владимира Путина – в 1999 г.; тогда дефицит составил 2,54% ВВП и заходила речь о секвестре.

В нынешнем Бюджетном кодексе вообще нет понятия «секвестр», оно ушло в историю вместе с «лихими 90-ми»; а тогда это было одно из главных слов для журналистов и экспертов, писавших о государственных финансах. Формально секвестр – это пропорциональное снижение государственных расходов ежемесячно по всем (кроме защищенных) статьям бюджета. Фактически же, что называется, Тришкин кафтан: затыкание одних финансовых дыр за счет создания других финансовых дыр.

Много раз говорилось, что эпоха Ельцина, которую теперь принято если не бранить свысока, то снисходительно оправдывать, решительно отличается от эпохи Путина тем, что последнему не доводилось испытывать настоящих финансовых сложностей – даже и в последний кризис: деньги были или по крайней мере были надежды, что точно будут. Должно быть, так; разницу в правлениях Ельцина и Путина не станем сейчас обсуждать. Aut bene, aut nihil.

А вот в положение нынешнего российского руководства в этом принципиально новом для него случае войти интересно. Оно, руководство, весьма любит рассуждать о гражданах как о подопечных, даже о пасомых: кому следует сколько добавить, назначить или предоставить. (На уровне высказываний, не воплощения, конечно.) Теперь же, по всей видимости, российскому руководству придется изобретать иные способы, иной формат обращения с гражданами: не от щедрот, а от скудости. (То есть именно так, как сами эти подопечные или пасомые, как можно заметить, в большинстве своем живут.)

Секвестром это, разумеется, не назовешь, хотя бы потому, что слова такого больше нет, но фактически-то руководству придется всякий раз решать (если оно хочет кому-то дать, добавить или предоставить), у кого отнять ну или где занять, что просто откладывает вопрос, у кого отнять, на определенное время.

В такой стесненной ситуации, кажется, привыкла жить значительная часть стран мира; кажется даже, что распределение от скудости и есть основная работа сегодняшних высоких руководителей – наряду, разумеется, с лихорадочным поиском новых источников доходов.

У российских руководителей привычки такой нет, и злорадствовать на этот счет совсем не хочется, а хочется, наоборот, надеяться, что времена, когда слово «секвестр» было главным в лексике экономических журналистов, чиновников и даже обывателей, не вернутся.