Элла Панеях, Дмитрий Скугаревский: Что хотим, то с вами и сделаем
Такой сигнал посылает обществу решение суда по «болотному делу»: у многих он вызовет паралич страха, но многих и возмутит в достаточной степени, чтобы примкнуть к протестуПриговор «узникам Болотной», который на фоне запрошенных обвинением сроков лишения свободы выглядит компромиссным и едва ли не примирительным, в действительности является беспрецедентно жестким на фоне обычной правоприменительной практики российских судов по таким делам.
Из восьми осужденных по ст. 318 ч. 1 (применение насилия в отношении представителя власти) и ст. 212 ч. 2 (массовые беспорядки) УК в понедельник семеро получили реальный срок, причем для пятерых срок лишения свободы составил более трех лет. Для сравнения: в 2012 г. - первом полугодии 2013 г. из 8003 осужденных по ст. 318 ч. 1, как наиболее тяжкой статье, лишение свободы было назначено 62,7% осужденных, т. е. двоим из трех. И это само по себе уже радикальное ужесточение практики по сравнению с периодом до начала широкого протестного движения в России: в 2011 г. реальный срок из осужденных по ст. 318 ч. 1 получили лишь 16%. При этом только 0,4% осужденных по этой статье - четыре из тысячи - были приговорены к наказанию свыше трех лет. Свыше пяти - напомним, прокуроры в «болотном деле» просили и по восемь - не получил вообще никто.
Теория назначения наказания в криминологии допускает столь жесткий приговор в одном случае. Назначая наказание, беспристрастный и рациональный судья (напоминаем, речь идет об абстрактной научной модели) не только публично осуждает преступившего закон, отражающий моральные нормы общества, но и помогает сдерживать будущие преступления. Теория находит отражение и в практике. Так, исследования реакции английской уголовной юстиции на лондонские беспорядки августа 2011 г. показали, что погромщики получали на 13% более жесткие сроки (средний срок для них составил 1,2 года). Эта жесткость дала результат - уровень преступности снизился на 3%.
В этой логике судья, назначивший осужденным по «болотному делу» срок на 65%, по нашим расчетам, жестче, чем медианный по ст. 318 ч. 1 в судебной практике (и на 20% выше, чем по ст. 212 ч. 1), придал экстремально большое значение именно принципу сдерживания: чем-то «болотный протест» показался судье особенно опасным и нуждающимся в подавлении. Однако возникают сомнения, что эффект сдерживания сработает в этом случае. Для того чтобы применение закона имело сдерживающее действие, необходимо несколько простых условий. Суд должен именно применять, а не произвольно использовать закон; он должен применять закон именно к тому поведению, которое этот закон криминализирует, - а не к любому поведению, неприятному властям; отказ от противозаконного поведения должен в общем случае гарантировать безопасность законопослушному гражданину.
В отличие от беспорядков в Лондоне, именно массовых (около 4000 арестованных) выступлений молодых (83% младше 25 лет) людей с применением насилия, Болотная площадь являлась изначально мирным и, главное, политическим протестом. В случае политического протеста жесткий приговор участникам не сдерживает, а, наоборот, консолидирует противников режима по ряду простых причин. Во-первых, люди, мирно выступающие за свои права, убеждения или интересы, не воспринимают такую репрессию как законную, а трактуют ее как насильственное наступление на свои права - попросту, как произвольную и нелегитимную агрессию, от которой именно и следует защищаться.
Во-вторых, модель сдерживания предполагает, что те граждане, к которым обращено устрашение, воспринимают приговор суда обвиняемым как угрозу определенному поведению (от которого можно при желании отказаться), а не себе как группе (которая либо станет защищать себя от несправедливых репрессий, либо будет уничтожена или лишена прав). Другими словами, граждане должны быть уверены, что, не нарушая закон, они в группу риска не попадут. В этом смысле крайне печальный сигнал суд посылает, пренебрегая аргументами защиты.
В «болотном деле» после подробного и публичного разбора адвокатами доводов обвинения, приведения новых доказательств, свидетельств очевидцев, видеозаписей и фотографий ничего из этого не отразилось в конечном приговоре, ставшем копией обвинительного заключения - как будто защиты в процессе вообще не было. При таком отношении к выяснению «объективной» истины участникам протеста становится нечего терять: если тебя могут произвольно выдернуть из мирной толпы и после имитации разбирательства обвинить в насильственном преступлении и приговорить к четырем годам колонии, что, кроме, может быть, личного отвращения к агрессивному поведению, в следующий раз удержит участника манифестации от действительного применения силы? Ведь риск один и тот же: избежать санкции, отказавшись от действительного нарушения закона, уже не получится.
Рассчитывая, по-видимому, на эффект сдерживания, решение суда по «болотному делу» в действительности посылает обществу совсем другой сигнал: «Бойтесь не бойтесь, а терять вам все равно нечего, что хотим с вами, то и сделаем». Такой сигнал у многих вызовет паралич страха, но многих и возмутит в достаточной степени, чтобы примкнуть к протесту. И что самое печальное, такой сигнал вышибает из рядов протестующих мирных, договороспособных и неагрессивных людей и прямо-таки зовет на их место непримиримых и тех, кто в отличие от людей, против которых было сфабриковано «болотное дело», действительно большого уважения к закону не испытывает.
Авторы - ведущий научный сотрудник и научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге