Иэн Бурума: Чем схожи Россия и Китай

Современные Китай и Россия, эксплуатирующие обиды и национальные чувства, куда менее договороспособны и предсказуемы, чем их коммунистические предшественники

Отношения Запада с Россией едва ли когда-нибудь были хуже, чем сегодня, после вторжения российского президента Владимира Путина на Украину и решения присоединить Крым к России. Однако американский президент Барак Обама постарался уверить международное сообщество в том, что о начале новой холодной войны речи нет.

Тем не менее ястребы из числа американских либералов и ортодоксальные консерваторы ставят в пример Обаме президентов Эйзенхауэра и Рейгана, считающихся более «жесткими». Неважно, что Эйзенхауэр не пошевельнул пальцем, чтобы остановить советские танки, подавившие Венгерское восстание в 1956 г., а Рейган не поддержал активистов «Солидарности» в их борьбе против коммунистического режима в Польше.

Во многих отношениях холодная война упрощала жизнь американскому руководству. В мире существовало только две сверхдержавы (до самого последнего времени Китай в расчет не принимали), и сферы их интересов были четко разделены. Официальная идеология СССР была также вполне отчетлива: сталинская версия коммунизма.

Подобно китайскому маоизму сталинизм был крайне консервативной идеологией, его задачей было укрепление власти внутри страны и сохранение господства над внешними союзниками. Идеологическим противником СССР считался капиталистический мир, но непосредственными врагами были «троцкисты», "ревизионисты», и прочие «реакционные элементы» внутри советской сферы влияния. Во времена кризисов режим прибегал к мобилизации русского национализма старой школы.

Ситуация в Китае была очень похожей. Мао не стремился к расширению империи - он даже не просил британцев вернуть Гонконг. Как и советские лидеры, он предпочитал ограничивать китайский национализм почти исключительно границами дивного нового коммунистического мира.

После смерти Мао и распада Советского Союза положение решительно изменилось. В России коммунизм перестал быть господствующей идеологией, а в капиталистическом Китае оказался размытым до чистой символики - при сохранении марксистско-ленинской партией монополии на власть. Исчезновение идеологии создало в обеих странах вакуум, особенно ощутимый в ситуации, когда российской власти надо было оправдать электоральную автократию, а китайским руководителям - однопартийную диктатуру. Прежние, ранее дискредитированные властью традиции вдруг оказались востребованными. Путин цитирует полузабытых философов, стремясь продемонстрировать превосходство русской души, а китайские чиновники называют конфуцианство основой новой политической идентичности страны.

Все это как минимум крайне поверхностно. Большинство китайцев, в том числе в правительстве, довольно плохо знают конфуцианскую традицию. Они охотно пользуются специально отобранными цитатами, помогающими им удерживать власть в своих руках, обращая внимание на такие добродетели, как послушание авторитету, и предпочитая обходить вниманием то, что конфуцианская мысль оправдывает бунт против неправедного правителя.

Любимые философы Путина - смесь из религиозных националистов, видевших в России мистическую общность, основанную на православии, идеи которых в остальной части слишком различны и слишком темны, чтобы из них можно было сформировать непротиворечивую идеологию. Кроме того, ход их мысли далеко не всегда совпадает с путинским. Путин, считающий распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой», любит цитировать Ивана Ильина, пламенного противника советского строя.

Возможно, Путин искренне верит, что Россия - это духовная твердыня, призванная противостоять западному миру, разлагающемуся под влиянием материализма и гомосексуализма. Не исключено, что современные правители Китая, семьи которых разбогатели благодаря злоупотреблениям служебным положением, - убежденные приверженцы конфуцианства. Но руководство России и Китая опирается на ресурс, который крайне затрудняет общение с ними, - национализм, замешанный на обиде.

Правоверный маоизм заменен сегодня концепцией, именующейся «патриотическим воспитанием»: она отражена в школьных учебниках, исторических музеях и памятниках. Поколения китайцев воспитывались в убеждении, не вполне ложном, - что иностранцы унижали их страну более сотни лет, особенно во время так называемых Опиумных войн середины XIX века и позже, во время японского вторжения. Только сильный Китай под надежным руководством Коммунистической партии способен защитить своих граждан от будущих унижений.

В России Путин сегодня также эксплуатирует старые обиды и стереотипы, согласно которым злобный Запад только и думает о том, чтобы расколоть и развратить Россию. Как и китайское руководство, Путин обвиняет Запад в заговоре против России.

Кто-то назовет это паранойей, но такая позиция не вовсе лишена смысла. В конце концов, и Россия, и Китай окружены союзниками США. Расширяя НАТО до самых границ России, Запад не прислушивался к озабоченностям российских политиков в сфере безопасности.

Но дело в том, что национализм, замешанный на чувстве обиды, мешает дипломатии, которая всегда основывается на компромиссах, на торге. Любая критика в этих условиях воспринимается как признак враждебности или неуважения. Недружественные действия американских или японских политиков официально именуются «угрозами народу».

Конечно, большей частью такие высказывания рассчитаны на внутреннего потребителя - это способ обеспечить общественную поддержку авторитарных правителей. Но Китай и Россия, эксплуатирующие обиды и национальные чувства, оказываются куда менее договороспособными и предсказуемыми, чем их коммунистические предшественники.

Если учесть, что военный конфликт будет крайне опасным, по-прежнему оптимальным выходом выглядит формула, которую сформулировал в 1947 г. американский дипломат Джордж Кеннан. Если Китай и Россию нельзя считать друзьями, конфликтом можно управлять, признавая особые интересы этих стран и заботясь о поддержании наших собственных демократических институтов. Если, несмотря на то что говорит Обама, мы все же стоим на пороге новой холодной войны, так тому и быть. Ведь суть холодной войны в том, что она не позволяет разразиться горячей.

Автор - профессор Бард-колледжа; автор книги «Год Зеро: история 1945 года» (Year Zero: A History of 1945). Project Syndicate, 2014