Андрей Колесников: В мировой политике идеалисты побеждают прагматиков
Складывающаяся сегодня политическая архитектура мира - это не новый мировой порядок, а старый мировой беспорядок, отсылающий к холодной войне и доктрине сдерживания. Даже если учесть, что Россия не столь мощна и страшна для западного мира, как Советский Союз. Такой вывод был сделан в первой части этой статьи («Ведомости» от 26.08.2014, «Старый мировой беспорядок»).
Основной идеологический (а в прикладном смысле - пропагандистский) спор идет о ценностях и о том, хорошо или плохо навязывать миру одну из мировоззренческих систем. Спор парадоксальным образом слишком старый, чтобы утратить актуальность.
На одной из конференций, проходивших в Париже в 1946 г., представитель советской делегации завел разговор с Чипом Боленом, будущим послом США в СССР, недоумевая, отчего это госсекретарь Джеймс Бирнс второй день подряд говорит о принципах, в то время как американцы считаются хорошими торговцами: «Надо прекратить разговор о принципах, перейти к делу и начать торговаться». Русские не понимали ценностного подхода к мировым проблемам - хотя, казалось бы, к этому их обязывал марксизм-ленинизм.
Миропорядок, сложившийся в послевоенное время, был отмечен победой сталинской концепции раздела сфер влияния и логики создания буферных государств-сателлитов. Американская концепция продвижения ценностей и принципов, нередко приводившая к ввязыванию США в ненужные войны (о чем предупреждал Уолтер Липпманн), проиграла. Джордж Кеннан в одном из документов с сожалением признавал, что раздел Германии, в котором он с 1945 г. видел способ восстановления баланса власти в Европе силами самих европейцев, на деле означал отъем этой самой власти у жителей континента и перераспределение ее между США и СССР.
Столкнулись две мировоззренческие системы, два взгляда на «правильный» миропорядок. США и СССР доверху нагрузились бременем поддержки сателлитов. Внешняя политика Советского Союза стала, в сущности, единственной причиной учреждения НАТО (а последней каплей - коммунистический переворот в Чехословакии в 1948 г.). Сегодняшнее возвращение, как выразились в статье в Times Барак Обама и Дэвид Кэмерон, к идеям «отцов-основателей» альянса спровоцировано именно возвратом старого мирового беспорядка.
Встреча двух систем произошла в 1948-м, во время блокады Берлина. Андрей Жданов, сидя несколько лет в нынешнем хельсинкском отеле «Торни» («Башня»), до 1947 г. пытался превратить Финляндию в сателлита СССР. Но потерпел обидное поражение, при том что финны справились с задачей сохранения суверенитета в одиночку. В 1950 г. началась война в Корее. Киссинджер в «Дипломатии» писал, что в 1952 г., еще до окончания войны в Корее, Сталин, озабоченный тем, что СССР не потянет гонку вооружений, предлагал разбить Европу на две сферы влияния. А посередине бы находилась объединенная, вооруженная, нейтральная Германия. Это предложение «охотно было бы принято демократиями четырьмя годами ранее». Но теперь было поздно.
Строительство Сталиным «пояса безопасности» в Восточной Европе Киссинджер очень точно назвал «распространением вширь своей слабости». Ровно в этой логике строится сейчас экспансионистская политика современной России. Здесь зарыты корни украинского кризиса, во многом спровоцированного попытками «финляндизации» Украины со стороны российского политического руководства. О ловушках имперского экспансионизма писал и Кеннан, цитируя своего любимого Эдварда Гиббона и его «Историю упадка и разрушения Римской империи» - книгу о крушении одного из самых устойчивых миропорядков. Гиббон определял эту ловушку как «противоестественную задачу удержания под контролем отдаленных народов». Кеннан считал одной из фундаментальных сложностей, с которыми сталкивался Кремль, администрирование управления расширившейся империей.
Антиамериканизм - мощное оружие, когда оно используется для формирования образа внешнего врага и виновника всех бед. Но американская политика, которую всегда рисовали как циничную и находящуюся на службе крупного капитала, напротив, строилась именно на романтическом прагматизме - на отказе от «изоляционистского подхода» (в терминах Обамы и Кэмерона, а на самом деле - их предшественников). Спичрайтеры в 1969-м вложили в уста Ричарда Никсона замечательные слова: «Скептики не строят общества, их строят идеалисты». Этот клей, хотя в нем замазались вьетнамская война и прочие военные операции, соединяет почти все внешнеполитические доктрины США разных времен и при разных президентах.
Основные проблемы, которые стояли почти перед каждым президентом США, - это поиск баланса между внутристрановым развитием и поддержанием демократии в мире, правильное распределение ресурсов на эти цели, мучительный аудит цены жизни американского солдата, погибающего за тысячи миль от родного дома. Это проблема любой империи - что американской, что советской, что британской, - лирически выраженная в маршевой песне британской армии It's a long way to Tipperery, которую во времена союзничества исполнял в русском переводе Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской Армии.
Один из самых симптоматичных и блестящих документов на эту тему с точки зрения и смысла, и риторики - «Внешняя политика США в 1970-е годы. Новая стратегия мира», президентский доклад конгрессу в феврале 1970-го. В тот момент вьетнамская война еще не была закончена, разрядка - результат переговоров Никсона и Брежнева - еще не началась, а разговор о том, как далеко должна простираться ответственность Америки за мир и демократию, продолжался. Он, разумеется, не закончен и сейчас. Так вот, доктрина Никсона, анонсированная им еще в 1969-м на острове Гуам, сводилась к формуле: «Наш опыт 1960-х гг. подчеркнул, что за границей мы не должны делать больше того, что одобряется общественным мнением нашей страны. Но мы не можем позволить маятнику качнуться в другом направлении, ведущем нас к изоляционизму». Чем не повестка саммита НАТО - 2014?
Пока Россия в фокусе. Но война когда-нибудь закончится, даже если рецидивирующая империя обложит себя квазигосударствами-буферами, а НАТО разместит командный пункт в польском Щецине, упомянутом еще в фултонской речи Черчилля. В новой модели мира Россия едва ли займет первостепенное место. Какие еще нужны территориальные присоединения и санкции в отношении самих себя, чтобы на нас обратили внимание, чтобы мы попали в заголовки информагентств? Без этого мы едва ли (особенно после разрушения международной репутации) будем кому-то сильно интересны. Запад, скорее, станет воспринимать Россию как мигрень - более или менее надоедливую.
Обратить в свою ценностную веру путинскую Россию невозможно, от Запада она отдалилась - вне зависимости от итогов украинского кризиса - всерьез и надолго. В смысле сближения - прагматичного, сопровождающегося установлением определенных правил и принципов - западный мир сейчас больше интересуется Китаем. Майкл Макфол писал в The New York Times, что Китай следует всячески дистанцировать от России (хотя, становясь на позиции США, было бы логичнее сбросить все проблемные регионы и политически токсичные активы как раз Дракону - пусть он с ними и возится, а Штаты занялись бы собой). Обама в интервью журналу Economist говорил о вовлечении Китая в игру по правилам. Наверное, где-то здесь и созревает ядро нового мирового порядка, который вырастает из старого мирового беспорядка.
Это не «конец истории» по Фрэнсису Фукуяме. Это просто другая история.
А наша, российская, задача после начала строительства нового мирового порядка скромнее: не одичать до такой степени, как это было, например, во время первой Северной войны (середина XVII века), когда английский врач был казнен, будучи заподозренным в симпатиях к крымским татарам: в разговоре он упомянул винный камень - cream of tartar.