Андрей Колесников: Внуки XX съезда
Ровно полвека тому назад Александр Бек записал в дневнике: «15 октября 1964 г. Вот так неожиданность! Днем отдал рукопись (романа «Новое назначение» в «Новый мир». - А. К.), а сейчас узнал поразительную новость: отстранен, смещен Хрущев... Такую «точку отсчета» не забудешь». Дворцовый переворот стал неожиданностью для одного из самых тонких исследователей устройства номенклатурной системы.
18 октября раздраженно-проницательный Александр Твардовский, «Одним днем Ивана Денисовича» привязанный к Хрущеву и измученный в том числе и сменой настроений первого секретаря, отмечает в дневнике: «Пришел и ушел «внутренним» порядком - ни тогда, ни теперь никто ничего не спрашивал у народа, даже у партии. Все решается группой в десяток человек... Та же сила, что подняла его на вершину власти <...> она же теперь и стряхнула его с ветки истории». 21 ноября: «Удивительно все же, как такой многоопытный, прожженный, хитрый и комбинаторный человек от политики оказался столь незрячим в отношении собственного, самим им созданного окружения <...> не заметил нарастания иронического к себе отношения. Ругают, боятся, даже не любят - это еще полбеды в судьбе государственного деятеля такого масштаба, а когда смеются, перестают слушать, зная все наперед, - беда непоправимая».
Поэт в России и в самом деле - вынужденным образом - больше чем поэт. Он предъявляет высокие образцы аптекарски точного политического анализа. Хрущев был лидером и задавал новые форматы лидерства. Но он шел к этой позиции не через выборы, а через византийские игры, которые смели затем и его самого.
Венгрия-1956 и Карибский кризис. XX съезд и «догнать и перегнать». Разрешение на Солженицына и запрет Гроссмана, хрущевки и кукуруза, агитация за советскую власть во время кухонных дебатов с Никсоном и разгром интеллигенции, черное и белое на памятнике Эрнста Неизвестного.
Хрущев понимал свою историческую роль. Она была предопределена во многом тем, как он шел к власти. Не столько Никита делал историю, сколько она тянула его за собой. Описание техники обретения первой роли словами Хрущева в изложении Федора Бурлацкого: «Сел Берия, развалился и спрашивает: «Ну, какой вопрос сегодня на повестке дня? Почему собрались так неожиданно?» А я толкаю Маленкова ногой и шепчу: «Открывай заседание, давай мне слово». Тот побелел, смотрю, рта раскрыть не может. Тут я вскочил сам и говорю: «На повестке дня один вопрос. Об антипартийной, раскольнической деятельности агента империализма Берии. Есть предложение вывести его из состава президиума, из состава ЦК, исключить из партии и предать военному суду. Кто «за»? И первый руку поднимаю. За мной остальные...» Вот и вся внешняя драматургия перехвата власти - она всегда простая, без чеховских подтекстов. Все подтексты - в разговорах во время прогулок на территориях госдач.
Главное же последствие хрущевского правления - возможно, помимо желания самого Хрущева, который, впрочем, очень напирал на общенародное государство и соцдемократию, - это возникновение когорты «детей XX съезда», от которых идет линия демократических традиций и в постсоветской России.