Екатерина Шульман: Нужны ли мы нам
Ничто так хорошо не продается, как катастрофический прогноз. Тот же, который имеет наибольшие шансы сбыться, никто не хочет слушать. Звучит он так: как есть, так более-менее и будет продолжаться в ближайшее время, постепенно трансформируясь под влиянием внутренних факторов в большей степени, чем внешних. Столь же трудно заинтересовать слушателя самым честным комментарием на очередное «актуальное событие дня», историческое выступление или кадровую перестановку: это не важно, а важно совсем другое.
Мы уже привыкли к тому, что все российские новости - это новости про Украину, потому что в России не может происходить ничего важного, а на Украине только оно и происходит. Единственное важное, что есть в России, - это Крым. Крым важен потому, что его угрожают отобрать. Поэтому он является сакральной точкой, вокруг которой, по разным данным, то ли сплотилось, то ли раскололось российское общество, а отношение к нему определит судьбу любого публичного политика на ближайшие десятилетия.
Второй по важности объект в России - это Кремль, он тоже значим, потому что находится в осаде. Угроза приходит только извне - любая внутренняя угроза имеет внешнюю причину. Именно поэтому ничто происходящее внутри страны не важно: угрозы не могут вызываться нашими собственными действиями, ибо все, что мы делаем, делается только под влиянием извне: либо поддаваясь на провокации, либо отвечая на вызовы, либо действуя в чужих интересах.
А есть ли у России свои интересы? Государственные СМИ создают галлюциногенный образ России под угрозой, определяющей себя исключительно как точку пересечения направленных на нее враждебных софитов. Когда они гаснут, она исчезает. У этой теле-России нет собственной субъектности: на вопрос «Кто ты?» она отвечает: «Я есть то, чему угрожают».
Понятно увлечение телезрителя отечественным вариантом сериала «Игра престолов» - он позволяет бесплатно и без усилий получать безопасные и социально одобряемые эмоции. Понятно желание политического руководства сменить безысходные внутренние проблемы на риск и роскошь большой дипломатической игры. Так хозяин квартиры с незавершенным ремонтом будет ходить в соседний парк играть в карты в беседке, лишь бы не спотыкаться ежеминутно о напоминания о том, что еще не сделано. Весьма вероятно, что он проиграет свою квартиру в карты, - но причина будет не в могуществе карт, а в состоянии квартиры.
Беда в том, что в условиях разрушенных механизмов обратной связи у нас нет надежного способа выяснить, чем на самом деле озабочены люди. В свободном обществе такими термометрами общественного настроения являются (в порядке убывания) выборы всех уровней, активность общественных организаций, позиция независимых (точнее, разнозависимых) СМИ и социологические опросы. У нас первые три пункта присутствуют в значительно урезанном виде, и потому царствует культ соцопроса, причем понимаемого самым линейным образом: публику спрашивают, одобряет ли она нечто, сделанное властью. В такой ситуации выяснять, что на самом деле у людей в головах, приходится сложными косвенными способами: глядя не на цифры, а на тенденции, не на высказывания, а на действия (или бездействие, которое бывает не менее красноречиво).
Выборная кампания, завершившаяся 14 сентября, не была ни свободной, ни конкурентной, но даже ее результаты показывают, что кандидаты под агрессивными лозунгами (типа партии «Родина», позиционировавшей себя как «спецназ Путина») не имели успеха в регионах: Ненецкий АО - 5,5%, Республика Алтай - 4,7%, Хабаровский край - 3,7%, Тульская область - 2,4%, Волгоградская область - 2,1%, Республика Марий Эл - 1,5%, Брянская область - 1,5%, Татарстан - 0,4% (http://komitetgi.ru/analytics/1816/).
Даже по тем опросам, которые мы имеем, видно, что поддержка военного вмешательства в украинские дела начала снижаться в середине лета и остается ниже 5%. Единственная форма помощи, которую одобряют россияне, - гуманитарная. Почему добровольческое движение, как к нему ни относись, не стало хоть сколько-нибудь массовым? Почему на митинги «за Новороссию» никто не приходит? Почему даже те митинги, которые организуются властями, вынуждены проводиться под фактически пацифистскими лозунгами - «Скорбим о павших», но не «Вперед, на врага»?
По многолетним данным «Левада-центра», среди проблем, которые волнуют людей, на первом месте с огромным отрывом - рост цен, на втором - бедность, на третьем - имущественное расслоение, их называют 71, 40 и 30% опрошенных соответственно (http://www.levada.ru/12-09-2014/problemy-bolee-vsego-trevozhashchie-rossiyan). Эти цифры незначительно меняются в течение последних 10 лет.
Россия слишком велика, чтобы жить делами своих соседей, ближних и дальних. Для нее всегда будет важна она сама, а не Украина, Америка или Крым. Важно, что происходит с промышленным производством и пенсионным фондом, важна структура занятости и пропорция расходов домохозяйств на еду, важны паттерны рождаемости и причины смертности, важна степень и природа общественной активности, рост или падение числа насильственных преступлений. Важны меняющиеся ценности - не те, о которых заявляют в опросах, а те, на основании которых люди строят свою жизнь.
Крым может остаться в России, и мир согласится с этим. Он может вернуться в состав Украины, и Россия это примет. Он может стать независимой республикой или совместным протекторатом - или получить самый особый из всех особых статусов. Это зависит не от того, каков будет Крым, а от того, какова будет Россия. В вопросе «Крым наш?» ключевое слово - не «Крым», а «наш». Кто мы? Когда ответ на этот вопрос станет ясен, все остальное приложится.