От редакции: Каха Бендукидзе, человек, который освобождал

Каха Бендукидзе был одним из самых свободных людей на всем постсоветском пространстве. Кажется, свобода у него в крови. Свобода и ум. По этому принципу он выбрал в 1993-м и сферу бизнеса - «Уралмаш». «Было бы хорошо заниматься сейчас производством <...> макарон. Но <...> мы исходили из того, что все производства такого рода будут сильно криминализованы: там достаточно простой и легко отчуждаемый поток наличности, - рассказывал он «Ведомостям» в 1999-м. - В машиностроении возможно создание максимальной добавленной стоимости, поскольку это результат деятельности человеческого ума. Ты можешь придумать оборудование, которое будут покупать за миллионы долларов, а тебе оно будет обходиться в тысячи. Придумать такой шоколад или такую нефть невозможно».

В 2000 г. Каха понял, что в России закончилось время бизнесменов и началось время силовиков. Но сдаваться не собирался. Еще весной 2001-го Бендукидзе и Потанин думали о создании консорциума, производящего оборудование для атомной энергетики. Тогда же Каха стал одним из лидеров обновленного РСПП. Это не было попыткой разжиться «административной валютой», формировать правила игры под себя, «консервируя правила игры в свою пользу», говорил Каха. В РСПП он стал главным идеологом валютной либерализации и снижения налогов. Налоговые послабления были отторгнуты чиновниками: Бендукидзе тогда подготовил законопроекты о верхнем пределе налоговых изъятий для компаний и едином налоге по результатам хозяйственной деятельности.

С валютной либерализацией неожиданно для предпринимателей дело пошло значительно лучше. Видимо, здесь интересы бизнеса и силовиков на какой-то момент совпали. Летом 2001-го Путин горячо поддержал идею валютной либерализации. Борьба затянулась примерно на два года. Страшно вспомнить: тогда предприниматели должны были продавать государству валютную выручку, а для открытия счета за рубежом и любых инвестиций нужно было разрешение валютного контроля. Одной из самых сложных задач было заменить многочисленные подзаконные акты на нормы прямого действия. Это стало наибольшим успехом. Но в целом взаимодействие с чиновниками Каху разочаровывало. Он стал понимать, что Россия «застряла»: чтобы улучшить законы, нужны партии, а «никакого другого способа строительства серьезных партий, кроме парламентской республики, не может быть. Парламентская республика - это путь очень болезненный, сопровождаемый большим количеством ошибок, может быть, даже крови, - говорил Каха, навестив редакцию «Ведомостей» в июне 2002-го. - Чтобы партии возникали, нужно, чтобы без нее невозможно было жить».

Не прошло и двух лет, как Каха оставил российский бизнес и стал советником Михаила Саакашвили, а потом и министром в его правительстве. Бендукидзе уехал очень вовремя: в России время повернулось вспять, а в Грузии у него появилась возможность сделать все то, о чем он безуспешно спорил с Касьяновым, Грефом, Кудриным, Игнатьевым и т. д: сократил налоговое бремя и либерализовал валютный режим. И многое другое, о чем в нашей стране оставалось только мечтать: реформировал госаппарат, провел образцовую реформу полиции и т. д. В 2004-2007 гг. среднегодовой темп роста в Грузии превышал 9%, иностранные инвестиции выросли вчетверо. В стране резко сократилась бумажная волокита, компьютеризация взаимодействия чиновников и населения повысила прозрачность и подотчетность бюрократии. Саакашвили многие не любили в Грузии и за ее пределами - но не в связи с экономическими реформами.

Новая власть сохранила подавляющую часть из проведенных Бендукидзе преобразований - чудо либертарианских реформ не было отменено. Но против самого Кахи в Грузии было возбуждено уголовное дело по факту присвоения госсобственности. Это не какой-то промышленный актив, а Тбилисский сельхозинститут, который он превратил в Аграрный университет - один из лучших в стране. В Грузии у Кахи остался Свободный университет. В ночь на пятницу студенты свечами выкладывали имя Кахи у кампуса.

В последние месяцы Каха думал о «плане Маршалла» для Украины. Дело продвигалось с гигантским трудом. По сообщению Саакашвили, вскоре он мог стать министром украинского правительства. Каха надеялся, что все получится. Чтобы разделять предлагаемые им шаги, не нужно было быть либертарианцем, сторонником радикального снижения роли государства в жизни экономики и общества. Достаточно было здравого смысла. Но эти идеи очень тяжело усваивались политиками и крупным бизнесом. Первыми - потому что реформы делали работу многих госдеятелей ненужной. Вторыми - поскольку реформы Кахи делались не «для себя»: они больше помогали бизнесу, которого еще нет, чем тем, кто уже занял в экономике командные высоты. Больше таких реформаторов на постсоветском пространстве не было. Кахи будет очень не хватать.