Иван Боганцев: Изнутри и извне. Сохранить право на презрение

Любому человеку, отдыхавшему за границей (особенно в последнее время), известно неловкое чувство, возникающее при встрече с русским эмигрантом. Как правило, с ним удается безболезненно разговаривать на любую тему, кроме единственной вас объединяющей. Любой разговор о России немедленно ставит вас по разные стороны баррикад независимо от того, поддерживает ли собеседник курс нынешней российской власти.

Несколько лет назад мне пришлось присутствовать в Париже на вечере памяти Солженицына, организованном легендарным YMCA-PRESS. Слово взял Никита Струве, внук Петра. Скользнув по биографии Солженицына, он неожиданно заговорил о современной России, о том, как легко дышится в ней молодежи и что Оренбург, где он побывал, «совершенно европейский город». Критиков нынешней власти он за людей не считал, а при упоминании «игрока в шахматы» все дружно смеялись. «Мы знаем, - сказал Струве, - что потом происходит с этими игроками». И повертел указательным пальцем у виска.

Такая оценка происходящего не редкость среди русских эмигрантов. Ее точность или ошибочность не имеют никакого значения. Не важно, действительно ли Оренбург - европейский город. Важно, что из уст эмигранта эта оценка не имеет нравственного веса. К ней не стоит прислушиваться. Ее носитель, бенефициар достижений (действительных или мнимых) России (восстановление имперского величия, победы в спорте или просто красочная церемония открытия Олимпийских игр), не испытывает на себе многочисленных издержек, ставших залогом этих достижений, - слабеющей экономики, низкого уровня здравоохранения и защиты частной собственности и т. д. Поддержка курса российской власти имеет вес, только если вы посещаете российские районные поликлиники, пользуетесь здешним общественным транспортом и сталкиваетесь с произволом правоохранительных органов.

Менее очевидно, что то же касается и критиков российской власти, по крайней мере тех, кто покинул Россию по экономическим, а не политическим причинам (тех, для кого эмиграция стала не жертвой, а скорее возможностью). Имеет ли Сергей Брин моральное право пренебрежительно называть Россию «Нигерией в снегу»? Скорее нет. Ведь любые изменения в российском обществе, в том числе вызванные либеральными реформами, его не коснутся. Он ничем не жертвует. Эмиграция, дав ему много, отобрала у него право смотреть на Россию свысока. Именно это имел в виду в знаменитом письме Вяземскому Пушкин, говоря, что презирает отечество с головы до ног, но отказывает в праве на это чувство иностранцу.

В России эмиграция разделяет людей не только физически. «Извне» и «изнутри» у нас не просто разные углы зрения, но разные нравственные состояния. А поскольку в ближайшее время контраст между ними будет только усиливаться, то и дистанция между людьми, даже близкими, будет расти. В результате те, кто «изнутри», будут чувствовать себя все более изолированными и одинокими. Где им найти поддержку? В чем искать утешение? Размышляя в 1939 г. об эмиграции из Европы, Камю, презиравший войну, решил остаться, чтобы сохранить за собой право на презрение. Любите ли вы вашу страну или презираете (или, как Пушкин, всего понемногу), но «изнутри» этого права у вас никто не отнимет.