Василий Кашин: Война как повод для модернизации

В результате украинского кризиса и усилий США «Россия изолирована, а ее экономика разорвана в клочья», сказал в среду президент США Барак Обама. Обе части заявления содержат серьезные преувеличения. Россия в изоляции со стороны США, Европы и некоторых союзников США за пределами Европы. Серьезный кризис, в котором пребывает российская экономика, главным образом связан с ее неудовлетворительной структурой и низкими ценами на нефть. Краткосрочное влияние санкций болезненно, но второстепенно, поэтому они слабо влияют на внешнюю политику Москвы. А вот долгосрочное влияние санкций вполне может оказаться позитивным.

Главный довод в пользу губительности санкций - то, что они закроют доступ к иностранным технологиям и затруднят посткризисное восстановление. Но он противоречит всему российскому историческому опыту. Несомненно, внешние условия для модернизации российской экономики и общества ухудшились на долгие годы или десятилетия. Но роль внешних факторов в модернизации почти всегда была вторичной по сравнению с внутренними - особенно для крупных стран, как Россия. Затяжная внешнеполитическая конфронтация, многолетняя «вторая холодная война» с Западом, сопровождающаяся войнами низкой интенсивности по периметру российских границ, в реальности может создать мощные стимулы и благоприятную среду для изменения экономического уклада.

Почти все наиболее успешные реформы, направленные на модернизацию России, происходили во время войны, сразу после нее или в рамках подготовки к войне. Реформы Петра I осуществлялись на фоне подготовки и ведения Северной войны, а не менее важные реформаторские шаги его отца - на фоне большой войны с Польшей. Реформы Александра II - ответ на поражение в Крымской войне - были реализованы на фоне жесткого противостояния с Великобританией. Советская индустриализация происходила в рамках подготовки ко Второй мировой войне, а послевоенные успехи в экономике, науке и образовании - на фоне ускоренного строительства ядерного щита. Реформаторские проекты Александра I активно прорабатывались на фоне наполеоновских войн в Европе.

Почему это так? В России, стране с обширной территорией, ограниченными ресурсами, малочисленным населением и невыгодным географическим положением, социальные и экономические процессы происходили с вековым опозданием по сравнению с Европой. Общество было в большинстве случаев недостаточно зрелым, чтобы сформулировать запрос на изменения до того, как потребность в них осознавалась государством.

Для российского государства еще с конца XVI - начала XVII вв. навязчивым кошмаром была трансформация культурной и экономической отсталости от Запада в военно-политическое бессилие с последующим разгромом и уничтожением. Эта угроза даже во времена Тишайшего царя осознавалась российской элитой совершенно ясно, тем более что она была сопряжена с угрозой физической гибели элиты. Усиление этого векового страха приводило к ускорению реформ и проведению эффективной модернизации, даже если нововведения приходилось навязывать обществу силой. Отсюда и «правительство - единственный европеец», и странная ситуация, когда важным борцом за отмену крепостного права было пресловутое Третье отделение Собственной Е.И.В. Канцелярии - секретная служба, регулярно отмечавшая в своих бумагах, что крепостничество - «пороховая бочка под государством».

Ослабление страха приводило к периодам беспримерного застоя. Так было во время Николая I, когда страна делила с Англией господство в Европе. В СССР начало эпохи застоя связано не с резким ростом цен на нефть в середине 1970-х, а с достижением ракетно-ядерного паритета с США к началу десятилетия. Успешно подавившая внутреннюю оппозицию коммунистическая верхушка поверила в неуязвимость, реформы прекратились, а армия вместо подготовки к войне занялась маршированием и покраской заборов. Последующий опыт показал, что военная неуязвимость уже не гарантирует безопасности государству и его правящей элите.

Короткий период сверхдорогой нефти во второй половине 2000-х - начале 2010-х позволял без труда приобрести в развитых странах любое готовое решение, изделие и даже специалиста. Капиталы и члены семьи были отправлены туда же на сохранение, население было успокоено быстрым ростом уровня жизни. Даже в сфере обороны набирали популярность идеи перехода к масштабному импорту оружия - это было проще и, казалось, эффективнее, чем заниматься восстановлением собственной промышленности, налаживать систему ценообразования и контроля за качеством.

Неправильность такого положения дел осознавалась всем обществом. Но дорогая нефть в сочетании с тесной экономической интеграцией с Западом и отсутствием развитых институтов внутри страны означали, что политическая и деловая элита не имеют серьезных причин рисковать или предпринимать сверхусилия.

Теперь Россия вновь видит перед собой экзистенциальную угрозу, а это всегда было важным позитивным фактором для модернизации экономики и общества. Внешняя угроза, дополненная (что особенно ценно) обширными персональными санкциями, создает серьезные стимулы для реформ и обустройства жизни внутри страны. Война привела к бурному росту государственного национализма и массовой вовлеченности населения в политику. В истории страны начинается новый период.

Разумеется, западные ограничения на доступ к технологиям и инвестициям затруднят решение модернизационных задач. Но Россия уже обладает значительным потенциалом в сферах, которые важны для национальной безопасности и находятся под тщательным экспортным контролем. Перед Россией не стоит задача создания с нуля оборонной промышленности или ядерного комплекса. Скорее ей нужно производить больше мебели, бытовой техники и молочных продуктов. Распространение технологий в этих областях не поддается эффективному контролю, особенно теперь, когда многие центры их воспроизводства находятся за пределами западного мира. Залог выживания государства - экономическая либерализация (возможно, на фоне усиления контроля над политикой). Несомненно, нам предстоит несколько тяжелых лет, но открываются и многие возможности.

Российские модернизации могли подразумевать мобилизацию (например, если готовились к большой войне), но не обязательно, что наблюдалось при Александре II, ограниченных реформах Александра I и постепенных реформах XVII в. Сейчас угрозы большой войны нет. Основные угрозы связаны с холодной войной, внутриполитической дестабилизацией на фоне экономического кризиса, крахом в информационном противоборстве и т. п. Борьба с ними подразумевает не мобилизацию, а модернизацию, как при Александре II. Нынешний российский режим доказал способность к проведению быстрых и эффективных реформ при наличии прямой угрозы: такой была сердюковская реформа армии, спровоцированная войной с Грузией, политически рискованная и самая радикальная со времен Дмитрия Милютина (1860-е гг). При всех своих издержках и обычном стиле «лес рубят - щепки летят» сердюковская реформа увенчалась полным перерождением российской армии. Из улучшенного подобия украинской она превратилась в серьезную и относительно современную военную силу. Движущим фактором здесь тоже был страх: в 2008 г. российское руководство сделало вывод, что страна вступает в период внешней нестабильности и локальных войн, и увидело, что армия к этому не готова.