Власть убивает, политики умирают

Прошел месяц с момента гибели Бориса Немцова, а воз и ныне там. Неизвестны ни заказчики, ни причины, побудившие их совершить столь наглое убийство. За отсутствием фактических данных обратимся к социальным наукам. Какие факторы связаны с началом или ростом числа политических убийств? Вслед за работой О’Брайена (The use of assassination as a tool of state policy: South Africa’s counter‐revolutionary strategy 1979–92) политическим убийством мы считаем «избирательное и заранее спланированное убийство человека в политических целях в мирное время». Хотя политические науки подробно занимаются репрессиями, причинам преднамеренных убийств оппозиционных лидеров посвящено немного работ. Убийства часто анализируют с помощью психологических мотиваций: авторы описывают убийц как глубоко нездоровых людей и почти не пытаются поместить убийства в социополитический контекст. Выделяются две группы убийств ярких общественных деятелей: 1) совершенные по инициативе независимых от власти индивидов и групп; 2) инициированные властью.

К первой группе относятся убийства, осуществленные террористическими группами и индивидами. В 1982 г. Томас Снитч систематизировал 721 покушение на политическое убийство в 1968–1980 гг. в 123 странах. Он обнаружил, что такие убийства часто становятся катализаторами волны насилия и, увы, работают на руку их исполнителям: «Террористическая кампания часто начинается с убийства и может иметь форму непрерывной череды насильственных атак. Оно получает освещение в СМИ, и философия террористов становится всеобщим достоянием. Тем самым государство, пытаясь дать им отпор, на деле придает им временную легитимность». Снитч отмечает, что, хотя главы государств остаются основным объектом атак, во второй половине ХХ в. число покушений на политических лидеров снизилось, но возросло число атак на глав международных корпораций и членов дипкорпусов (это могло объясняться ростом числа террористических группировок, воюющих с глобальным капитализмом в Африке и Латинской Америке). Большинство покушений случалось в странах со средними и высокими подушевыми доходами.

Фейн и Воссекуил (Assassination in the United States: An Operational Study of Recent Assassins, Attackers, and near-Lethal Approaches) проанализировали 74 политических покушения на известных деятелей США в 1949–1996 гг. Абсолютное большинство составляют покушения на президентов (25), за ними следуют другие важные фигуры, находящиеся под охраной спецслужб (14), менее популярны среди киллеров члены конгресса (5), федеральные судьи (4) и местные чиновники (2). Абсолютное большинство убийств происходит с применением огнестрельного оружия (81%), ножи (15%) и взрывчатые вещества (8%) встречаются реже. Мотивация убийц, как правило, состоит из суммы политических (отомстить политику, привлечь внимание общества к важной проблеме, спасти страну) и личных целей (слава Герострата).

Авторы не обнаружили прямой связи между угрозами и фактом политических убийств. Киллеры не склонны предупреждать своих жертв о грозящей им опасности.

В конституционных демократиях типа США убийство одного политического лидера не может оказать серьезного влияния на всю систему, из чего авторы делают вывод о нерациональности таких покушений. В недемократических системах ситуация иная. Как отмечают в известной работе Hit or Miss? The Effect of Assassinations on Institutions and War Джонс и Олкен, в диктатурах убийство политического лидера оказывает огромное влияние на траекторию развития страны. Проанализировав 298 покушений на лидеров стран (из них 251 оказалось серьезным, а 59 привели к смерти лидера), они обнаружили, что убийство автократа ведет к значимым институциональным изменениям в стране. Убийство диктатора значимо, на 13–19% повышает вероятность демократизации в сравнении с неудавшимся покушением. Даже через 11–20 лет после убийства смена правителей в стране остается регулярной (более демократичной, чем до убийства). Этот эффект особенно силен, если убитый автократ долго был у власти: тогда вероятность демократизации увеличивается на 21% в сравнении с неудачным покушением. Есть и небольшая связь между убийствами диктаторов и прекращением масштабных военных конфликтов.

В попытках проследить причины убийств политических оппонентов самими властями интересно не столько начало массовых репрессий против оппозиции (см. мою статью, «Ведомости», 30.09.2013), сколько избирательные и целенаправленные убийства оппозиционеров, где власти скрывают (в отличие от массовых репрессий) свое прямое участие.

Основной причиной таких убийств, по-видимому, остается растущее ощущение режимом собственной уязвимости и страх утраты власти. Так, Премо (Political Assassination in Guatemala: A Case of Institutionalized Terror) отмечает, что для гватемальских репрессий 1980-х гг. важную роль сыграла политическая неопределенность. Трения в стране усилились с победой сандинистов в Никарагуа и повстанческим движением в Сальвадоре. Гватемальские власти, включая военных, были убеждены в существовании международного коммунистического плана по разжиганию партизанской борьбы и свержению гватемальского режима. Выбор жертв политических убийств в этой стране объяснялся желанием властей парализовать любую политическую деятельность оппонентов. И до некоторой степени атмосферу страха среди ключевых групп населения (профсоюзов, оппозиционных лидеров, университетских профессоров, студентов, журналистов, крестьян и даже священников, симпатизировавших оппонентам режима) властям создать удалось.

В ЮАР в период апартеида власти тоже стали ощущать растущее недовольство режимом, ответом на что стала разработка «Всеобщей национальной стратегии» и публикация «Белой книги по обороне» в 1975 г., отмечает О’Брайен. В этих документах режим признавал, что столкнулся с натиском противостоящих ему освободительных революционных сил внутри и извне страны, и разрабатывал общую стратегию противостояния этому злу. Суть документа близка новой версии Военной доктрины РФ 2014 г., упоминающей среди форматов иностранного вторжения в Россию организацию «цветных революций». Систематическое осуществление контрреволюционной программы началось уже в конце режима апартеида (с 1986 г.). Для этого силы безопасности ЮАР сформировали высококвалифицированные специализированные подразделения в структурах безопасности, задача которых состояла в активном (и проактивном) устранении любыми средствами противников апартеида внутри страны и на международном уровне.

Эта тайная структура получила наименование «Третьей силы». Ее значение особенно возросло после объявления в 1986 г. общенационального чрезвычайного положения, когда политика переключилась на «всеобщую войну». Структурные подразделения «Третьей силы» были «отрезаны от источников разведки и контроля, их основными задачами стали идентификация и устранение «политических целей» (политических оппонентов) и боевые действия против партизанских отрядов. Среди наиболее громких смертей – убийство двух знаменитых борцов с апартеидом Дэвида Вебстера и Антона Любовски в 1989 г. Впоследствии было установлено, что оба убийства осуществили спецслужбы ЮАР, но их прямую связь с политическим руководством страны того периода (в частности, с президентом де Клерком) доказать не удалось. В краткосрочном периоде убийства политических оппонентов, вероятно, продлили существование гватемальского и южноафриканского режимов, но принципиально их судьбу не изменили. Растущие социальные противоречия и общественная поляризация при отсутствии значимых реформ в конечном счете подорвали основы обеих систем.

Автор – политолог, докторант Колумбийского университета (Нью-Йорк)