Политика притворства Башара Асада

И все же, хотя режим доверил обеспечение собственной безопасности шиитскому ополчению, слова «сунниты» и «алавиты» оставались под запретом в госСМИ, очевидная для всех реальность снова игнорировалась. Подобная информационная политика была призвана демонстрировать, что государство по-прежнему контролирует ситуацию. Возможно, алавитов заставляет сражаться страх быть убитыми боевиками-исламистами, но они должны чувствовать, что сражаются за государство, а не за племенного вождя: продолжительная межрелигиозная война не может благополучно закончиться для религиозного меньшинства.

На сайте Сирийского арабского агентства новостей (SANA) 9 мая 2015 г. появились такие заголовки: «Часы Хомса снова идут, знаменуя возвращение древнего города к жизни»; «Армия подавила атаку террористов в Дарье»; «Сирия завоевала золотую медаль по прыжкам в высоту на московском турнире». Может ли эта безоблачная повестки дня обмануть кого-то в Сирии? Сирийские граждане имеют доступ к интернету и спутниковым каналам, рисующим отличный от предлагаемого SANA образ страны. Они знают, что дела на поле боя идут неблестяще, потому что в их города или деревни не возвращаются солдаты. Сам президент Башар Асад в обращении к нации 6 мая 2015 г. признал военные «издержки».

В чем же смысл этих изготавливающихся на скорую руку, но довольно дорогостоящих новостей, когда правительству остро не хватает средств? После четырех с лишним лет изнурительной войны даже в укрепленном Дамаске мало кто, оглядываясь по сторонам, узнает Сирию официальных новостных агентств – страну, где армия снова и снова «отражает атаки» террористов, а граждане увлечены велосипедными гонками. Что же за игру ведет сирийский режим со своими гражданами?

Наследие Хафеза

Чтобы понять подход Башара Асада к использованию пропаганды, стоит обратиться к времени правления его отца, Хафеза аль-Асада, захватившего власть в 1970 г. после серии переворотов и поставившего во главе спецслужб доверенных людей. Хафез аль-Асад вынужден был вести себя осторожно: он был сельским выходцем из алавитского меньшинства, ответвления шиитского ислама, в стране с суннитским большинством. Но благодаря светской идеологии баасизма (коктейля из социализма и арабского национализма) и жесткому преследованию несогласных ему удалось выстроить сирийское государство по своим лекалам.

Он завоевал доверие граждан благодаря финансируемым Советским Союзом макропроектам – построив плотины и систему ирригации.

В новой системе управления министерства и парламент выполняли подсобную функцию: государство было неотделимо от вездесущего образа президента. За пределами президентских покоев официальная баасистская риторика и преувеличенные восхваления лидера были всепроникающими, а наказания за отказ следовать этим правилам игры – крайне жестокими.

Хафез известен жестоким подавлением восстания «Братьев мусульман» в 1982 г., когда тысячи человек были убиты, а город Хама разрушен. Зато страх перед властями распространялся по всей стране, благодаря похожей на Штази системе, побуждавшей граждан «стучать» друг на друга. «Выходя из дому, вы стараетесь понять, чего в данный момент хочет от вас режим, – приводит слова своего сирийского собеседника Лиса Ведин, профессор политологии Чикагского университета и специалист по Ближнему Востоку. – Люди повторяют то, что внушает им режим. Они соревнуются друг с другом в похвалах власти <...> и через 10 лет это превращается в особый язык. Все знают, кто лучше других им владеет и охотно использует это умение. Те, кто уважает себя, говорят меньше, но для всех этот язык – подобие ремня безопасности».

Как отмечает Ведин, часто этот «язык» требовал от людей повторять заведомо абсурдные вещи, например называть Хафеза аль-Асада выдающимся фармацевтом. И в отличие от О’Брайена, персонажа «1984» Джорджа Оруэлла, который ломает Уинстона Смита, пока тот не признает, что дважды два равно пяти, режим, казалось, не преследовал цели заставить граждан верить в то, что им говорят, достаточно было внешней имитации правильных убеждений – Ведин называет это «политикой притворства». Недоверие официальной риторике выражалось в шутках и анекдотах и даже в завуалированных скептических замечаниях, просачивавшихся в публичное пространство.

Размышляя о том, почему режим предпочитал настаивать на имитации лояльности, Ведин заключает, что ложь была целью сама по себе. «Сила режима заключается в его способности транслировать национальные мифы и заставлять людей вести себя так, как они сами по себе никогда бы не стали себя вести, – пишет она. – Такое подчинение делает человека соучастником происходящего, побуждает его добровольно занимать подчиненную позицию, тем самым не давая ему возможности считать себя простой жертвой режима».

Отец и сын

Когда после смерти отца в 2000 г. к власти пришел Башар Асад, его встречали как глоток свежего воздуха. Он способствовал подключению Сирии к интернету и запустил ограниченные, но тем не менее достаточно ощутимые реформы. К тихому недовольству стали относиться терпимее, пока речь не шла о личности президента, власть позволяла себе меньше произвола. «Раньше нас сажали в тюрьму, когда мы писали что-то, в чем могли увидеть оскорбление, – говорил в 2005 г. в интервью Guardian сирийский журналист. – Теперь мы всего лишь платим штраф!»

Сам Башар Асад был популярен, его всюду встречали аплодисментами, хотя политика притворства и не позволяла определить, насколько реальна эта поддержка. По крайней мере для городского среднего класса он олицетворял их надежды на новую Сирию. Посетительница торгового центра в Дамаске с сомнением покачивала головой, вспоминая тяготы дореформенной экономики: «Не было ни подгузников, ни молока, ни бананов. Одни только апельсины и яблоки».

Несмотря на легкие послабления, лежащая в основании режима логика оставалась прежней, и, когда правила игры изменились, он ответил непропорциональной жестокостью. Когда в марте 2011 г. группа подростков разрисовала стену в городе Дарья на юге страны лозунгами египетской революции, они были арестованы и подвергнуты пыткам. Протесты против жестокости властей быстро распространились на другие части страны. Они все заметнее сосредотачивались на символах режима. В видеозаписях, которые массово выкладывались в YouTube, плакаты с изображением Асада закрашивали, а статуи его отца разбивали – это называлось кампанией «чисток» (hamlat al tathir). Общественный договор притворства, на котором держалась власть сирийского режима, был расторгнут.

Примерно через две недели эскалации протестов и их подавления Асад выступил с публичным заявлением о беспорядках. Оптимисты надеялись, что молодой президент, получивший западное образование, предложит значительные уступки, план спасения страны при участии всего общества. Но на деле в обращении к парламенту 30 марта 2011 г. Асад просто повторил давно известные штампы про реформы и Сирию как жертву международного заговора, назвав протесты и их подавление манипуляциями, призванными ослабить Сирию как форпост «сопротивления». Парламент рукоплескал президенту, но даже вполне лояльные сирийцы удивлялись отсутствию конструктива в его речи. Как сказал в беседе с Guardian один бизнесмен-христианин, в этой речи президент предстал перед нацией с пустыми руками.

Чтобы навязать свою картину реальности, Асаду недостаточно было обычной цензуры, закрытия доступа к видеозаписям протестов и их подавления: тарелки, ловящие западные спутниковые каналы, висели повсюду, и интернет был наполнен подобными видеозаписями. Но, не будучи в состоянии обеспечить цензуру, Асад мог посеять сомнение в правдивости информации, исходящей от оппозиции. Чтобы этого добиться, проправительственные СМИ представляли иностранные каналы участниками заговора против сирийских властей. На рисунке, приколотом к стене сирийского КПП на границе с Ливаном, Сирия была изображена в виде голубя, на которого нацелено множество ружей с подписями Al Jazeera, Al Arabiya и France 24. В сентябре 2011 г. проправительственный телеканал Addounia даже утверждал, что в Катаре построены модели центральных площадей сирийских городов в натуральную величину, чтобы в этих декорациях французские, американские и израильские каналы могли снимать инсценировки протестов. Financial Times цитирует сирийского журналиста, который считает, что цель столь нелепых сообщений – не столько убедить людей в их правдивости, сколько засорить информационное пространство. «Это делается, чтобы запутать людей, – говорит журналист. – Им даже не нужно в это верить, важно, что они смущены и запутаны относительно того, что на самом деле происходит».

На такую стратегию Асада работало и то, что большинство арабских каналов действительно принадлежат элитам стран Персидского залива, которые со временем стали открыто говорить о желании сбросить сирийский режим. А сама оппозиция нередко поддерживала пропагандистские мифы, чтобы вызвать к себе дополнительное сочувствие. Сирия периода беспорядков – хорошая иллюстрация теории, согласно которой доступ к большому массиву информации может укрепить режим, если только эта информация выглядит недостоверной.

В интервью иностранным СМИ Асад со всей определенностью отрицал использование химического оружия или баррельных бомб против собственных граждан. Его уверения звучали так искренне и так поляризовали иностранное информационное пространство, что даже представляемые правозащитниками достоверные свидетельства преступлений режима в итоге только подливали масла в огонь.

И едва ли не активнее других раздували этот огонь союзники Асада в Москве. Так, когда мир только еще переваривал новости о химической атаке в пригороде Дамаска Гуте в августе 2013 г., канал Russia Today подготовил репортаж, в котором рассказывал, что выложенные в YouTube видео жертв сняты заранее, так как датированы днем, предшествующим атаке. Очень быстро выяснилось, что видеозаписи были датированы по калифорнийскому времени, на 10 часов отличающемуся от дамасского.

По мере продолжения гражданской войны приоритетом сирийской внутренней политики стало убеждение армии в необходимости участвовать в боях. Массовое дезертирство и война вдвое сократили число военных, и режим опирался на нерегулярные части, преимущественно алавитские, пополнявшиеся шиитскими бойцами из Ливана и Ирака. Режим традиционно сторонился темы религиозных различий на официальных каналах и в то же время зависел от укрепления племенной солидарности, которую обеспечивало именно подчеркивание религиозной принадлежности. К концу 2013 г. по всему Дамаску были видны свидетельства этой племенной солидарности: над разгромленным пригородом был поднят флаг ливанского шиитского ополчения, а на рынках вовсю продавались сувениры, изображающие меч шиитского мученика Али с лицом Асада на рукояти.

Таким образом, даже когда ослабевшее государство лишилось инструментов принуждения, позволявших режиму внедрять в умы граждан свою картину реальности, госСМИ продолжали действовать в привычном стиле, не столько отрицая реальность, сколько стремясь воскресить мифы, которые так долго удерживали страну от распада.-

Это четвертая публикация из серии статей, посвященных информационным технологиям авторитарных режимов. Текст представляет собой одну из статей доклада Legatum Institute «Новые авторитарии: правление через дезинформацию» (The New Authoritarians: Ruling Through Disinformation).

Автор – независимый журналист