Что делать с Южной Осетией и Абхазией

Аналитик Международной кризисной группы Варвара Пахоменко о результатах семилетней политики Москвы в регионе

Когда 26 августа 2008 г. президент Медведев подписывал указ о признании независимости Южной Осетии и Абхазии, казалось, что это может остаться исключением – ответом на признание Западом независимости Косова без согласования с Россией. Последние два года показали, что Москва и дальше готова использовать тему самоопределения: присоединение Крыма, поддержка самопровозглашенных Луганской и Донецкой народных республик, интенсификация официальных контактов с Приднестровьем и Гагаузией. А в последнее время активность вышла и за пределы постсоветского пространства. 20 сентября в Москве прошла международная конференция «Диалог наций. Право народов на самоопределение и построение многополярного мира», собравшая представителей сепаратистских движений из стран Западной Европы и Америки.

Москва пытается продемонстрировать, что может быть альтернативным Западу центром притяжения, предлагая борцам за самоопределение то, что им может быть необходимо – политическую, финансовую или военную поддержку, – и продвигая при этом свои интересы в регионах. Впрочем, опыт первых двух – Южной Осетии и Абхазии – показывает, что долгосрочные партнерские отношения строить получается плохо.

Россия предоставила изначально двум республикам то, в чем они нуждались: безопасность, финансовую и политическую поддержку, получив возможность иметь свое военное присутствие в регионе – ответ на укрепление сотрудничества НАТО с Грузией. Сегодня, оставаясь благодарными России за сделанное, жители двух республик все чаще критично высказываются о политике Москвы, делающей ставку на лояльность элит и часто игнорирующей потребности населения.

И последние политические события в республиках демонстрируют накопившиеся противоречия. 19 октября после встречи с помощником президента России Владиславом Сурковым президент Южной Осетии Леонид Тибилов заявил, что необходимо провести референдум о вхождении в Россию. Сразу же последовало опровержение пресс-секретаря Путина Дмитрия Пескова: мол, на встрече об этом речи не шло и вообще Южная Осетия – независимое государство. Снова пошли разговоры о том, насколько руководство республики самостоятельно в своих решениях, особенно если учесть, что лишь недавно Тибилов говорил о несвоевременности такого референдума. Некоторые предположили, что это часть московской политики по давлению на Грузию, вновь активизировавшуюся на евроатлантическом направлении: мол, можете потерять регион безвозвратно. Можно вспомнить и недавние разговоры о желании провести такой референдум в ДНР. В Сухуми 21 октября Блок оппозиционных сил Абхазии собрал несколько тысяч человек и призвал президента Рауля Хаджимбу уйти в отставку, обвиняя его, в частности, в том, что, впадая во все большую зависимость от России, «Республика Абхазия утрачивает государственный суверенитет».

Абхазия и Южная Осетия полностью поддерживали политику России на момент признания: в их восприятии Запад тогда занял сторону Грузии, а Россия единственная могла защитить и гарантировать социально-экономическую стабильность. Россия действительно взяла на себя тогда функции политического представительства республик, обеспечения безопасности (разместив там свои военные базы и пограничников) и финансирования (уровень бюджетной поддержки республик выше, чем у соседних северокавказских регионов: более 90% для Южной Осетии и 70% – для Абхазии). При этом проведение внешней политики, наличие собственных силовых структур – то, что принципиально отличало республики от российских регионов. Но многими чиновниками в Москве они стали восприниматься как два дополнительных субъекта Федерации.

В августе 2008 г., когда Россия признала независимость двух самопровозглашенных республик, во главе их стояли люди, отношения с которыми у Москвы выстраивались непросто. Ни в коем случае не хочу назвать Эдуарда Кокойты или Сергея Багапша антироссийскими – хорошие отношения с Россией были гарантией выживания республик, находящихся в конфликте с Грузией, – но первый своими заявлениями и действиями уж слишком часто раздражал Москву, а второй был избран в 2004 г. вопреки воле России, которая тогда поддерживала кандидатуру нынешнего президента Рауля Хаджимбы. Не проще было и с Александром Анквабом: вновь пришедший к власти вопреки поддержке Кремля президент, по сообщениям, отказался подписывать в 2014 г. новое соглашение о сотрудничестве с Россией, качественно усиливавшее зависимость республики.

Нынешние президенты Южной Осетии и Абхазии пришли к власти при поддержке Москвы. Теперь можно говорить об элитах не просто лояльных Кремлю, но во многом интегрировавшихся в российскую вертикаль власти, ответственных в большей степени перед Москвой, чем перед собственным населением. И хотя в Абхазии и Осетии степень такой зависимости очень разнится, но формула «лояльность в обмен на финансирование» работает везде.

Реакция Москвы на условный «майдан» в двух республиках – массовые протесты, предшествовавшие избранию нынешних лидеров, – была противоположной. Главным, судя о всему, был не факт определения политики на площади, а абсолютная лояльность Кремлю. Десятидневное стояние осетин в декабрьский мороз 2011-го с требованием уважать их выбор – большинство избирателей проголосовали не за публично поддержанного Кремлем министра чрезвычайных ситуаций Анатолия Бибилова, а за бывшего министра образования Аллу Джиоеву – было проигнорировано. Участники той «снежной революции» начали роптать по поводу российской политики в регионе, вспоминали и колоссальную коррупцию при восстановлении республики после войны, и засилье временщиков из России во власти, и неготовность к войне 2008 г., несмотря на наличие российских военных советников. Переговоры при участии замглавы администрации президента России закончились назначением новых выборов, на которых победил бывший офицер КГБ Леонид Тибилов. Такое решение казалось приемлемым: отказаться от честных выборов в обмен на сохранение мира в обществе. Тогда очень многие испугались произошедшего на площади раскола осетин на тех, кто требовал уважения, и тех, кто хотел стабильности, – после 20 лет вооруженного конфликта с общим врагом (грузинами) люди оказались близки к насильственным столкновениям друг с другом. Но в результате сейчас легитимность нового президента многими ставится под сомнение, а отчужденность между властью и обществом и ощущение неспособности на что-либо влиять нарастает. «Руководство выбрала Россия, им активное не нужно», – сказал мне бывший высокопоставленный чиновник.

Во время политического кризиса в мае – июне 2014 г. в Абхазии высокопоставленные московские представители – Владислав Сурков и Рашид Нургалиев – не препятствовали протестам оппозиции и смещению президента Анкваба, а после, как рассказывал мне участник переговоров, все кандидаты на должность президента согласились подписать новый договор с Россией, который «позволил бы Москве консолидировать своих союзников и укрепить свои позиции и влияние в новых геополитических реалиях после присоединения Крыма». Однако появившийся прошлой осенью текст договора о сотрудничестве и стратегическом партнерстве вызвал возмущение в Абхазии и был воспринят как угроза ее суверенитету, прежде всего из-за значительного повышения контроля над местными силовыми структурами со стороны России, а также необходимости гармонизировать внешнюю политику. Договор предполагал социально-экономическую поддержку республике, а итоговая версия учла многие замечания абхазской стороны, но процесс его реализации оказался не менее проблемным. Заключение межведомственных соглашений между силовыми структурами России и Абхазии пробуксовывает: парламентская оппозиция выступает против соглашений, ограничивающих суверенитет в этой сфере. Деньги, обещанные Москвой на социально-экономическое развитие, также не поступили – и кроме как на выплату зарплат средств у властей почти нет. Республика, получившая поддержку России, теперь стала заложником политики Москвы. Отвечая на критику оппозиции, Хаджимба сказал: «В России и вокруг нее сегодня складывается непростая ситуация в силу известных обстоятельств. И это не может не сказаться на нашем положении».

В Южной Осетии, где степень зависимости от России сильно выше абхазской и идея объединения популярна среди большинства населения, появление аналогичного договора в декабре прошлого года вызвало не меньше споров. Договор не предполагал вхождения в Россию, что, по мнению многих южных осетин, навсегда гарантировало бы их безопасность от Грузии, повысило качество жизни, социальные гарантии, уровень правовой и судебной защиты и осуществило бы вековую мечту – объединение Северной и Южной Осетии. Вместо этого, как и в Абхазии, предлагался определенный уровень социально-экономической поддержки, аналогичной тому, что имеют бюджетники Северного Кавказа, а большинство местных силовых структур фактически упразднялись. По сути, выстраивается ситуация, аналогичная прочим российским регионам, где местные власти не могут контролировать силовиков (исключение составляет Чечня, но это отдельная история). В Абхазии и Южной Осетии именно силовые структуры воспринимаются как символ суверенитета – это первые институты, появившиеся после провозглашения независимости в начале 1990-х. Более того, от осетин все чаще можно услышать опасения, что «Москва помирится с Тбилиси и вернет нас Грузии», что могут повториться события 1990-го, когда разгоралась первая война и советские войска, дислоцировавшиеся в Цхинвали, первоначально не защитили осетин. Именно этим объясняют необходимость сохранять свои силовые структуры в ситуации, когда республика официально не становится частью России. Политику России не понимают, а следовательно, начинают бояться, особенно в таком замкнутом обществе.

Новым документом, определяющим отношения с Россией, оказались недовольны и сторонники объединения, и сторонники независимости. Но критиков власти в Южной Осетии представляют «пятой колонной», звучат обвинения в прогрузинскости. Значительно усилилось давление на неправительственные организации, которым фактически запретили получать иностранное финансирование. Люди продолжают уезжать, и население республики вряд ли превосходит уже 25 000–30 000 человек (по официальным данным, 72 000), что дает все больше поводов говорить, что Кремлю ничего, кроме военной базы, там не нужно. В Москве при этом регулярно можно услышать жалобы на безынициативность югоосетинских элит, у которых нет никакого видения развития республики. Впрочем, ожидать инициатив от элит, которые оторвались от своего народа и гарантией сохранения власти видят лишь лояльность Москве, не приходится.

Москва платит свою цену за признание независимости Южной Осетии и Абхазии, а республики продолжают ориентироваться на Россию. Но в результате часто непродуманной, высокомерной, игнорирующей интересы местного населения политики московских чиновников вместо абсолютно пророссийских регионов мы имеем две республики с серьезным внутренним расколом, далекими от населения элитами и крепнущими антироссийскими настроениями. Такой пример вряд ли будет способствовать повышению привлекательности России для других стран и регионов.

Автор – аналитик программы по Европе и Центральной Азии Международной кризисной группы