Внезапная адвокатская монополия

Развернувшаяся среди юристов дискуссия относительно содержания концепции регулирования рынка профессиональной юридической помощи уводит внимание общества от главного вопроса.

Наиболее серьезные изменения планируется осуществить в сфере представительства в судах по неуголовным делам. Предлагается лишить всех лиц возможности самостоятельно выбирать себе представителя, что всегда считалось частью дееспособности, ограничение которой возможно только при наличии серьезных показаний к этому. Организациям и предпринимателям-работодателям оставлено право быть представленными в суде своими работниками наряду с адвокатами. Все прочие, включая граждан, могут быть представлены в суде исключительно адвокатами.

Для того чтобы разобраться, отчего и зачем предложено ограничить дееспособность всех участников неуголовного судопроизводства, давайте просто прочитаем проект концепции. Нам будет непросто сделать это, потому что, как ни парадоксально, текст концепции никогда официально не публиковался. Мы будем ориентироваться на имеющийся текст, опубликованный в интернете и совпадающий с текстом, выложенным в общий доступ одним из участников обсуждения в Министерстве юстиции. Предполагаем, что этот текст и представляет собой концепцию.

Изучение небольшого по объему пункта 3.2, названного «Необходимость реформирования», приводит к выводу, что аргументами к необходимости реформ являются следующие:

– отсутствие государственного регулирования привело к тому, что его преимуществами воспользовались как лица, которые опережали развитие рынка, так и лица, которые пользовались возможностью избежать профессионального и этического контроля. То есть плюсами отсутствия регулирования, делают выводы авторы концепции, пользуются как во благо, так и во зло;

– зарубежный опыт ограничения дееспособности в пользу адвокатов.

Разберемся по порядку. Государственное регулирование существовало и существует всегда. Юристы-неадвокаты, как и все, подчиняются законам Российской Федерации. По некоторым вопросам регулирование деятельности неадвокатов даже жестче. Например, при оказании услуг гражданам на отношения между ними и большинством юристов (но не на адвокатов) распространяются нормы закона «О защите прав потребителей». В 1990-е гг. оказание юридической помощи подлежало лицензированию. И адвокаты, и неадвокаты несут перед своими клиентами ответственность, предусмотренную договором и Гражданским кодексом. Называть такую систему «фактически нулевым государственным регулированием» на протяжении более 20 лет как минимум некорректно.

Зарубежный опыт ограничения дееспособности в пользу адвокатов действительно существует. Такая практика появилась примерно в то же время, когда появились и все иные профессиональные корпорации, имеющие исключительное право на деятельность, например, средневековые цеха мясников или трубочистов. Адвокатская монополия сохранилась до наших дней во многом в результате особых отношений между правительствами и юристами.

И это только одна из причин существования адвокатской монополии.

Юристы вообще и адвокаты в особенности любят уподоблять себя врачам, чей профессиональный статус видится им образцом и чья профессиональная монополия представляется едва ли не идеальной. Однако этот риторический прием уже давно превратился в демагогический. Юристы, практикующие по неуголовным делам, едва ли вправе претендовать на большее воздействие на судьбу человека, чем работник шиномонтажа. Шиномонтажник, не затянувший гайки на колесе, ставит под угрозу сохранность автомобиля, жизнь водителя и пассажиров, а также иных участников дорожного движения. Однако нам не приходит в голову требовать от всех владельцев шиномонтажа вступить в специально созданную Федеральную палату шиномонтажников. А не приходит нам это в голову потому, что мы полагаем, что оно того не стоит. Совокупные издержки от объединения шиномонтажников будут выше, чем возможный предотвращаемый вред. Если имеется прямо противоположное мнение относительно юристов, то его нужно доказывать расчетами. А если уж так хочется равняться на врачей, то следует учесть, что никакой обязательной для членства Федеральной палаты врачей не существует.

Что касается зарубежного опыта, то авторы концепции предлагают поверить им на слово, что лишь в 10% государств существует такое же регулирование, как в России. Для большего эффекта эти страны даже названы: Албания, Конго, Казахстан, Киргизия, Молдавия, Украина и Эстония. Однако есть и другие страны, где процессуальные кодексы не запрещают участвовать в процессах неадвокатам – например, Финляндия, Швеция, Польша, Чехия. Кроме того, совершенно игнорируется иностранный опыт по запрету участия адвокатов по «малым искам», цена которых составляет до $3500–10 000. Адвокаты не могут представительствовать по «малым искам», например, в Гонконге, американских штатах Калифорния, Мичиган, Небраска. То есть даже там, где столетия существует адвокатская монополия, ее ограничивают, потому что не считают панацеей.

Совершенно неисследованным остался один из важнейших вопросов – как ограничение дееспособности граждан и организаций будет воздействовать на правосудие. Адвокатская монополия может сделать его более скорым и дешевым, но может и, наоборот, замедлить и удорожить его. Иностранный опыт регулирования судопроизводства по «малым искам» показывает, что иностранные коллеги видят эту проблему и пытаются решить. Однако авторы российской концепции отчего-то закрыли глаза на эту одну из важнейших проблем в балансировке частных и общественных интересов.

С расчетами в концепции регулирования рынка вообще не очень хорошо. Честно говоря, их вовсе нет. Однако почему-то авторы заявляют, что введение монополии будет способствовать снижению стоимости юридических услуг и не потребует дополнительных расходов из бюджетов. И если первое последствие может оценить каждый, кто знаком с деятельностью монополистов, то в отношении второго нужно сказать, что расходы бюджета повысятся хотя бы за счет увеличения количества субсидий, выплачиваемых, например, из бюджета Свердловской области адвокатам, проживающим в отдаленных районах. А если посчитать потери от возможного роста совокупных судебных издержек и еще одной капли в бочку инфляции, то привлекательность концепции может серьезно упасть.

Сказанное позволяет сделать следующие выводы:

– Концепция не содержит информации о рынке, регулирование которого предполагается. Авторы не представляют себе объем рынка ни в деньгах, ни в количестве занятых;

– Концепция не содержит открытых для проверки аргументов к необходимости ограничивать дееспособность граждан и организаций. Приведенные аргументы являются некорректными;

– Концепция не содержит анализа последствий ее реализации для системы правосудия, а также изменения расходных обязательств бюджетов.

Автор – кандидат юридических наук, доцент Уральского государственного юридического университета