В память царя Ирода

Политолог Дмитрий Травин о постмодернистском обращении с историей

Некие политические деятели, называющие себя православной общественностью, обрушились на еще не законченный и, соответственно, никому не показанный фильм питерского кинорежиссера Алексея Учителя «Матильда», где рассказывается о любви Николая II и балерины Кшесинской. Нет смысла в этой связи говорить в очередной раз о вреде цензуры в искусстве. Люди, искусству чуждые, все равно ничего не поймут. Интереснее подойти к этой истории с позиции, на которой формально стоят сами представители «православной общественности».

Оскорбляет ли фильм чувства верующих, можно будет выяснить лишь тогда, когда его посмотрят все желающие. Но есть другое недавно случившееся событие, о котором можно высказаться вполне однозначно. Установка памятника Ивану Грозному в Орле. Комментарии на этот счет сводились в основном к тому, что царь осуществлял массовые репрессии, а потому не достоин монумента. Апология же Ивана Васильевича состоит обычно в том, что репрессировал он не так уж много народу и дела его определялись государственной необходимостью.

Неверующих людей, считающих возможным убивать сограждан в интересах государства, трудно переубедить. Но с верующими другая история. Дело в том, что среди лиц, с которыми жестоко расправился Иван Грозный, находился и митрополит Филипп Колычев. Судя по историческим свидетельствам, человек он был весьма достойный. У Русской православной церкви (РПЦ) есть вполне определенная позиция относительно Колычева. Его чтут ныне как святителя Филиппа Московского. То есть РПЦ признает, что жил он как святой и умер, приняв мученическую кончину.

Получается, что, если взглянуть на историю с памятником Ивану Грозному не с позиций гражданского общества, а с позиций Церкви, то ныне в Орле увековечили преступника, погубившего истинно святого человека. Вот уж в полном смысле оскорбление чувств верующих. Причем настоящих верующих, а не политизированных граждан, использующих православие как инструмент для реализации своих карьерных устремлений.

Если ставить сегодня памятники Ивану Грозному, то затем можно перейти к установке монументов царю Ироду как «великому государственному деятелю». Или увековечить античных императоров, устраивавших гонения на христиан. Смутьяны, мол, разлагали империю, готовя «майдан» против божественных цезарей, тогда как правители «крепили духовные скрепы», утверждая Первый Рим – предшественник нашего Третьего.

Элементарная логика предполагает, что если Филипп Колычев признан святым человеком, то в православной стране не может быть никакого памятника его убийце. Или, во всяком случае, появление такого памятника должно вызывать решительный протест со стороны миллионов истинно верующих христиан.

Но ничего подобного у нас не происходит. Проще всего объяснить это массовым невежеством. Можно предположить, что население страны вообще не знает ничего про трагедию митрополита Филиппа. Даже нашумевший семь лет назад фильм Павла Лунгина «Царь» население не смотрело, предпочтя ему голливудские триллеры. О «Звездных войнах» православная общественность информирована лучше, чем о реальном конфликте добра со злом, случившемся в нашей стране в 60-х гг. XVI в. Об Иване Васильевиче в народе существуют представления довольно схематичные, поэтому пропагандистам чрезвычайно легко выпятить одни черты грозного государя и скрыть от масс другие.

Впрочем, по большому счету, думается, дело не только в отсутствии информации. Наше государство, неоднократно заявлявшее о том, что берет на вооружение консервативную идеологию и собирается хранить лучшие традиции старины, на самом деле обращается с историей в духе постмодерна. Поскольку такой подход очень удобен для укрепления власти в ситуации, когда эпоха великих идей ушла в прошлое, население не готово бороться за свои взгляды, – и доминировать начинает общество потребления, в котором история потребляется примерно как модная одежда. Сегодня носят в полоску, а завтра – в крапинку. Сегодня сочетают одни аксессуары, а завтра другие.

И происходит это не только потому, что политические кутюрье активно внедряют в сознание широких масс свои идеи, а еще и потому, что содержание идей в общем-то массам безразлично. Главное – быть в тренде. Быть вместе со всеми. Не выделяться. Не прослыть лохом, отставшим от моды. Не прослыть неудачником, который из-за приверженности своим идеям остается без денег, статуса и связанных с ними материальных благ.

История с георгиевской ленточкой, по сути дела, похожа на историю с Иваном Грозным. В духе постмодерна мы увязываем эту ленту с победой в Великой Отечественной войне, хотя тогда Красная армия сражалась под красным флагом, а георгиевские цвета ассоциировались с «проклятым царизмом». Особенно с недавно прошедшей Первой мировой, в ходе которой большевики (и товарищ Сталин, в частности) искренне желали поражения своему правительству, поскольку это способствовало бы революции.

Владимир Мединский – типичный политический деятель эпохи постмодерна. И не случайно он занимает ныне пост министра культуры. Судя по многочисленным искренним и иногда довольно жестким высказываниям, Мединский в принципе не воспринимает историю как науку, задачей которой является поиск истины. История для него является одним из важнейших инструментов государственного строительства. Наряду с армией, полицией, судами, прокуратурой, госаппаратом и средствами массовой информации. В СМИ можно компоновать различные факты так, чтобы извлечь из них максимальную пользу для решения агитационных задач, и в истории – точно так же. Хороша та история, которая работает на нас, и плоха та, что работает против.

У этнографов есть знаменитая история про индейца, которого спросили, что такое зло и что такое добро. «Зло – это когда у меня украли лошадь, – ответил дикарь. – А добро – это когда я украл». Примерно так мы сегодня и живем, не задумываясь о долгосрочных последствиях происходящего.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге