Руки властвующей элиты

Согласно приписываемой Феликсу Дзержинскому фразе, чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Сегодня бывшие и настоящие чекисты составляют костяк властвующей элиты в России. Какими именно руками они удерживают власть?

Если выражаться метафорически, то руки властвующей элиты – это находящиеся в ее распоряжении средства, технологии власти. Мишель Фуко в своих читанных на рубеже 1970-х и 1980-х гг. в Collège de France лекциях использует в этой связи термин gouvernementalité. Продолжая метафору, голова властвующей элиты отвечает за установку целей, которых возможно достигнуть посредством доступных средств. Это источник воления. Сердце власти можно здесь опустить. Мораль и эмоции потеряли актуальность ввиду абсолютного прагматизма и отсутствия четкой идеологии у сегодняшних обладателей власти.

Технологии господства

Фуко выделяет три основные технологии власти: суверенитет, дисциплину и безопасность. Cуверенитет реализуется через установление законов и правил в пределах границ государства. Тезис о том, что закон является орудием власти, особенно применим к суверенитету. Так как правила экономической жизни можно рассматривать как разновидность законов, то суверенитет имеет и экономическое выражение – контроль входа на рынок, национальный или региональный. На рынок допущены только те, кто согласен играть по установленным властью правилам.

Дисциплина означает предотвращение отклонений от нормы посредством установления тотального наблюдения и контроля. В своей книге Surveiller et punir Фуко использует образ паноптикума – особым образом устроенной тюрьмы (как, например, питерские «Кресты») – в качестве иллюстрации идеи дисциплины. Находящийся в центре паноптикума надзиратель способен узреть все движения и контакты заключенных. Впрочем, эта книга была написана до появления интернета, открывшего широкие возможности для воплощения принципов паноптикума далеко за пределами тюремных стен.

Наконец, безопасность предполагает обеспечение выгодности и «рациональности» подчинения власти. Здесь основным институтом становится рынок. Общество потребления не требует наличия национальных законов или дисциплинарного воздействия, будучи основанным на свободе потребительского выбора. Стремясь к удовлетворению своих потребностей, члены такого общества тем не менее ведут себя так, как выгодно властям предержащим. Они не лезут в политику, предпочитая материальный комфорт попыткам вмешаться в управление или, еще хуже, оспорить решения вышестоящих.

Многорукий Шива

На Западе эти технологии возникали в результате длительной эволюции власти. Дисциплина постепенно пришла на смену суверенитету (хотя и не вытеснив его полностью). Затем то же самое произошло при частичном замещении и частичном дополнении дисциплины безопасностью. Образование Европейского союза, к примеру, сделало национальные законы и границы относительно менее важными, чем такой институт безопасности, как общий рынок.

Иная ситуация в России. Безопасность здесь стала применяться в качестве технологии власти относительно недавно, начиная с тучных нулевых. При этом суверенитет и дисциплина, наследие предыдущего поколения российских властителей, не успели исчезнуть или ослабнуть. Все три технологии успешно сосуществуют, дополняя друг друга.

В результате российская элита имеет в своем распоряжении три технологии власти, а не одну или две. Мансур Олсон сравнивал государства с бандитами – сначала кочевыми, а потом оседлыми. Продолжая это сравнение, можно предположить, что бандиты бывают однорукими, т. е. использующими преимущественно одну технологию власти, дву- или многорукими, когда в их арсенале есть две или три технологии. Российская власть в этом смысле похожа на многорукого Шиву.

Тема границ, их охраны и изменения (в сторону расширения, разумеется) остается доминантой российского политического дискурса. Присоединение Крыма в 2014 г. стало апофеозом темы суверенитета. Возврат в XIX и XX вв. (или даже в Средневековье) – к временам поиска «баланса Европы», т. е. такой конфигурации границ, которая отражает исключительно баланс сил между государствами и ничего иного, – стал вполне реален.

Санкции, введенные ЕС и США в качестве реакции на присоединение Крыма и вооруженный конфликт в Донбассе, способствовали возрождению в России контроля за экономическими сношениями с внешним миром. Точнее, интерес к такой политике появился еще до 2014 г., можно вспомнить, например, принятие в 2008 г. федерального закона «О порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства». Санкции лишь укрепили решимость российской элиты следовать дорогой регулирования входа на национальный и региональный рынки и дальше.

Восьмидесятилетие Большого террора стало предлогом для разговоров о масштабах дисциплинарного воздействия российских властей на граждан. Россия по-прежнему находится в десятке (если не считать зависимые территории) стран с наиболее высокой долей людей, содержащихся за решеткой. В середине 2017 г. в России за решеткой находилось 620 000 человек, или 428 из каждых 100 000 ее жителей.

Как свидетельствует популярность тюремной субкультуры, тюремная тематика близка значительно более широкому кругу россиян. В первой половине 2017 г. радио «Шансон» имело среднюю дневную аудиторию в 6,3 млн слушателей по России и в 830 000 слушателей только по Москве. В обоих случаях эта радиостанция занимает по популярности 7-е место среди всех радиостанций.

Впрочем, было бы ошибкой считать возможным возвращение сегодня к Большому террору в той или иной форме. Российская власть в отличие от 1930-х гг. получила в свое распоряжение технологию безопасности и общество потребления, Russian style. В «Москве 2042» Владимир Войнович нарисовал – в жанре антиутопии – образцовый коммунистический город. Судя по последним тенденциям, в частности затеваемой реновации и нескончаемой реконструкции улиц, у Москвы есть шансы стать образцовым капиталистическим городом. Хотя элементов антиутопии трудно избежать и в этом случае. Через 25 лет Москва имеет все шансы быть населенной не хозяевами живности на балконах, как у Войновича, а вполне презентабельными обитателями офисов с присущей им готовностью прогнуться, если под угрозой оказывается материальный комфорт. Другие типы городского жителя к тому времени просто вымрут или переместятся в иные экосистемы (замкадье, заграница). Квартирный вопрос вполне может испортить москвичей снова, но теперь совсем иначе, чем это себе представлял булгаковский Воланд.

Триумф или катастрофа воли?

Наличие у российской власти множества рук обеспечивает ее обладателям дополнительные степени свободы, невозможные на Западе. Власть приобретает чрезвычайную гибкость и может быть адаптирована к изменяющимся обстоятельствам. Когда сбой дает одна технология, ее моментально замещают другой, отправляя первую в «починку». Рынок замещает тюрьму, а технологии суверенитета при необходимости «страхуют» контроль посредством рынка.

Эта иллюзия полной свободы обладателей власти в России, однако, обманчива. То, к чему стремится властвующая элита – к абсолютной свободе действий, – одновременно несет в себе и наиболее серьезную угрозу ее существованию в нынешней форме. Доступность практически любых средств увеличивает вероятность слишком рискованных действий обладателей власти. Они превращаются в любителей риска, ведь им представляется, что возможно все. Неоправданно рисковыми, например, можно рассматривать инкриминируемые России попытки вмешательства в выборы как в США, так и в ряде стран Западной Европы.

В итоге сегодня сложилась парадоксальная ситуация. Власть российской элиты не ограничена доступными ей технологиями и постоянно адаптируется к изменяющимся обстоятельствам. Однако именно полная свобода в реализации власти и является наиболее значимой угрозой для ее обладателей. У них развивается комплекс игрока, хорошо описанный Достоевским. От триумфа воли к катастрофе в этих условиях один шаг.

Автор – ведущий научный сотрудник ЦЭМИ РАН, профессор университета «Мемориал», Канада