Как братушки стали братоубийцами

Военный историк Константин Гайворонский о старых проблемах российской внешней политики на Балканах

Если бы кто-нибудь сказал мне, что придет день, когда потребуется подписать объявление войны Болгарии, я бы его принял за безумца, а вот тем не менее этот день наступил», – произнес Николай II 18 октября 1915 г. Русское общество было поражено не меньше государя: мы же их освободили от турок, а они...

Это «мы их в каком-то году освободили, а они оказались неблагодарными» – всё, что и поныне знает большинство россиян об истории стран Восточной Европы. Причинами «неблагодарности» обычно никто не интересуется, полагая, что речь тут о некой русофобии, витающей над землями к востоку от Бреста и рационально необъяснимой. Хотя при ближайшем рассмотрении все становится очевидным.

Возьмем ту же Болгарию, про которую Маркс еще в 1853 г. писал, что ее потребности после освобождения «вызовут антирусскую прогрессивную партию, которая неизбежно зарождалась каждый раз, как только какая-нибудь часть Турции становилась полунезависимой». Что же это за потребности? Да очень простые: жить своим умом. Между тем инструкция российского МИДа от 1878 г. гласила: в Болгарском княжестве, которое «вызвано к жизни только при нашем содействии, по всем правам, господствующим влиянием должно быть наше».

Поначалу так и было, ведущие позиции в управлении Болгарией занимали русские генералы, а князем был избран Александр Баттенберг, племянник императрицы Марии Александровны. Петербург даже немного отпустил вожжи, стерпев неожиданно демократичную конституцию, принятую болгарами сразу после освобождения от турецкого ига.

Но вот на престол взошел Александр III, в России подули «охранительные ветры», и Баттенберг этим тут же воспользовался. В мае 1881 г. он при содействии военного министра, коим был русский генерал Казимир Эрнрот, совершил госпереворот. Конституция была отменена, князь наделен чрезвычайными полномочиями, митинги протеста были разогнаны с применением воинских частей. Поскольку офицерский состав армии более чем наполовину состоял из русских, а правительство возглавили русские же генералы, то репутация России в глазах болгарских либералов оказалась сильно подмочена.

Вскоре у русских получилось вдрызг разругаться и с болгарскими консерваторами, которые оказались не настолько консервативны, чтобы молча согласиться на роль Задунайской губернии России. Ярче всего конфликт проявился в вопросе железнодорожного строительства: болгары хотели строить ветку к границе с Сербией, а через нее – с Австро-Венгрией. Это давало болгарским сельхозпроизводителям выход на европейский рынок сбыта. Русские, которым лишний конкурент на рынке Европы был совсем ни к чему, настаивали на линии София – Русе, пересекавшей страну с севера на юг и имевшей сугубо военное значение. Наш проект стоил при этом в 2,5 раза дороже (а платить предстояло болгарам) и доставался не болгарским, а русским подрядчикам.

Если бы Баттенберг согласился на русский проект, он лишился бы уважения в стране, – понятно, что он лоббировал западную ветку. Русские же дипломаты по традиции усматривали в любом «нежелательном отклонении» австрийскую интригу, и в Петербург полетели донесения о том, что «князь переметнулся».

Стремясь вырваться из ежовых рукавиц русских генералов, в которые сам же неосторожно отдался, Баттенберг в сентябре 1883 г. восстановил конституцию... и окончательно загубил свою репутацию в Петербурге. Его решено было менять на более покладистого парня. Поскольку горшки с консерваторами были разбиты, пробовали сделать ставку на либералов. Их лидерам выделялось по 40 000 руб. в год из секретного фонда МИДа. Правда, глава либеральной партии Драган Цанков (успевший посидеть в тюрьме при чрезвычайке) деньги брал, но своим повторял: «Мы преклоняемся перед Россией, но Болгария должна быть для болгар».

Проекты с русскими марионетками также не проходили, так что детронизация Баттенберга затягивалась. На этом фоне в сентябре 1885 г. князь объявил об объединении Болгарии и Восточной Румелии.

Тут надо напомнить, что Сан-Стефанский договор 1878 г. объединил все населенные болгарами земли в одном княжестве. Однако Берлинский конгресс урезал его территорию втрое: полную автономию получила лишь Северная Болгария. От нее отделена была Южная (Восточная Румелия), а Македония вернулась под полный контроль Стамбула.

Автономия Восточной Румелии тоже была обширна: достаточно сказать, что она имела собственную армию, а первым же решением местной легислатуры болгарский был объявлен единственным государственным языком – несмотря на протесты греческого и турецкого меньшинств. Тем не менее берлинский раздел стал страшным ударом для болгарского национального самосознания.

С тех пор восстановление сан-стефанских границ стало идефикс болгарской политики. Восточная Румелия была первым шагом на этом пути: в один прекрасный день патриоты окружили дворец генерал-губернатора, тоже болгарина, и тот с удовольствием объявил о передаче власти Баттенбергу. День объединения до сих пор отмечается в Болгарии как государственный праздник. И, разумеется, в отличие от русских каждый болгарин в курсе, что из всех стран только Россия в 1885 г. пыталась этому объединению помешать.

Даже султан, считая Румелию отрезанным ломтем, махнул на нее рукой. Россия же, в 1878 г. готовая воевать чуть ли не с половиной Европы за сан-стефанские границы, сейчас из кожи вон лезла, чтобы заставить Баттенберга сдать назад. Дошло до того, что российский посол уговаривал турок ввести войска в мятежную провинцию, обещая всяческую поддержку. В Европе диву давались на столь решительную перемену фронта, но логика Петербурга была проста: объединение страны укрепляло авторитет Баттенберга, а это было совсем некстати.

С турецкой интервенцией дело не выгорело, зато войну болгарам объявила Сербия. Накануне Александр III отозвал всех русских офицеров из болгарской армии, что, по идее, должно было свести ее боеспособность к нулю. И все же сербы были разбиты наголову, и в запасе у России оставался только один вариант.

Военный агент (атташе) в Болгарии полковник Сахаров с помощью группы прорусски настроенных болгарских офицеров устроил заговор. В ночь на 21 августа 1886 г. они ворвались во дворец и заставили Баттенберга подписать отречение от престола: «Немецкий принц не захотел служить великой идее, связующей нас с Россией». Быстро выяснилось, что мнение принца разделяет вся страна: новое правительство продержалось всего три дня. А потом Стефан Стамболов, восходящая звезда болгарской политики, вошел в Софию во главе румелийской армии и арестовал заговорщиков.

Считается, что именно Стамболов добил остатки «русофильской партии» в Болгарии, но к тому времени от нее и так мало что оставалось. Как доносил в МИД российский консул Александр Кояндер, «страна попала в руки школьных учителей из недоучившихся русских семинаристов, пропитанных ненавистью ко всему русскому, но, как близко стоявших к народу, имеющих на него огромное развращающее влияние». Почему же «русские семинаристы» (то бишь болгары, обучавшиеся в России) оказались пропитаны ненавистью ко всему русскому? Этот вопрос то ли не приходил консулу в голову, то ли ответ был настолько очевиден – и неприятен для России и ее порядков, – что он предпочел не заострять на нем внимание.

На новых выборах князя кандидат от России провалился, трон достался Фердинанду Кобургскому, офицеру австрийской армии. Александр III, восприявший это как личное оскорбление, разорвал с Болгарией отношения и всерьез подумывал о ее оккупации, дабы «возвратить болгарский народ на путь правильного развития».

Однако на столь радикальный шаг не решились, избегая европейских осложнений. Решили действовать по старинке, благо болгарские эмигранты уверяли, что стоит им бросить клич, как под русофильские знамена соберется весь «простой народ». Не собрался: в марте 1887 г. были подавлены восстания гарнизонов в Силистрии и Русе, в декабре провалился заговор майора Паницы, несколько вооруженных отрядов, курируемых сотрудником МИДа Николаем Гартвигом (будущим послом в Сербии), были разгромлены, едва успев перейти границу. Ни малейших признаков «Донбасса-1887» не наблюдалось. В 1891-м был убит министр финансов Бельчев (причем пули предназначались Стамболову), в следующем году – болгарский посланник в Константинополе Волкович. Убийцы в обоих случаях благополучно скрылись в Одессе.

Смерть самого Александра III положила конец этой холодной войне, но к 1900-м отношения потеплели. А в 1912-м под эгидой России был создан военный союз непримиримых Болгарии и Сербии. Им удалось договориться на почве будущего раздела турецких территорий: болгары получали большую часть Македонии, а сербы – выход к морю за счет албанских земель. В последовавшей войне с Османской империей союзники быстро разгромили турецкую армию. Но вожделенного моря Белград не получил: Австро-Венгрия и Италия, опасаясь появления на Адриатике базы русского флота, пролоббировали создание Албании. Сербия решила компенсировать свои потери за счет Македонии, благо пока болгары пытались взять штурмом Стамбул, большая часть македонской территории была оккупирована сербской армией.

В этот момент в Петербург, улицы которого были запружены «славянскими манифестациями», прибыла болгарская делегация. Болгары, которых от Стамбула отделяла лишь нитка фортов Чаталджинской позиции, просили помощи демонстрацией русского Черноморского флота, что заставило бы турок размазать свои резервы по всему побережью.

Но пока толпы на улицах радовались победам «братушек», в правительственных кабинетах делегацию окатили холодным душем. Ведь Россия сама претендовала на Стамбул/Константинополь, а тут какие то болгары... Им посоветовали отказаться от штурма, обещая взамен точно соблюсти разграничения в Македонии – по договору 1912 г. Россия выступала арбитром в этом вопросе. Заодно болгар заставили уступить Румынии Силистрию в виде компенсации за расширение Болгарии (при том что именно силистрийский полк был одним из наиболее отличившихся в болгарской армии).

Как вы уже, наверное, догадались, в итоге болгары не получили и Македонии: в Петербурге, поняв, что на двух славянских стульях не усидеть, решили делать ставку именно на Сербию. В 1913 г. из-за македонских земель разразилась новая война – Болгария против Сербии и Греции.

Еще в 1902 г. Россия заключила с Болгарией договор, 3-й пункт которого гарантировал Софии помощь русской армии в случае нападения на нее румын. Однако в 1913-м «просьба о помощи, с которой Болгария обратилась к России, не была выслушана, и вместо того, чтобы оказать сдерживающее влияние на Румынию, Россия косвенным образом толкала ее к войне», пишет английский посол в Петербурге Дж. Бьюкенен.

Удар Румынии в спину развернутой на македонском фронте болгарской армии отражать было нечем. В результате этой катастрофы Болгария лишилась не только Македонии – трети свой этнической территории, но и части Добруджи, захваченной румынами. Именно тогда в Софии впервые прозвучали фразы о том, что лучше бы в 1878 г. болгар не освобождали, а дали ограниченную автономию в пределах сан-стефанских границ. Естественный ход вещей рано или поздно привел бы к развалу Османской империи, и болгарский народ получил бы свободу чуть позже – зато неразделенным.

После всего этого удивление Николая II в 1915 г. представляется несколько наигранным. А воодушевление болгар, которых манифест царя Фердинанда 14 октября 1915 г. призвал освободить братьев в Македонии из-под сербского ига – как раз понятным. Тем более что тогда о войне непосредственно с русскими не было речи: Россия была отделена от болгар нейтральной Румынией.

Но в 1916-м и та вступила в войну. И в сентябре 1916 г. в той самой Добрудже болгарская армия-освободительница скрестила штыки и с русскими частями, посланными на помощь румынам (заодно догадливое русское командование сбросило сюда и сербскую добровольческую дивизию). «В этот день раз и навсегда погребена легенда о том, что болгарские войска не будут биться против своих русских освободителей», – писал болгарский генерал Тошев.

7 сентября болгарский поэт Иван Вазов написал послание «К русским воинам», в котором были такие строки:

...Не ненавидим вас,

Но любим и свою свободу,

Ее мы любим больше в сотню раз.

Вот вам и ответ на вопрос, почему болгары оказались столь «неблагодарны». Или как это сформулировал еще в 1879 г. будущий премьер Болгарии Константин Константинов: «Если нас постоянно попрекают затратами на Освобождение, требуя взамен вечной покорности, это не братство. Пусть подсчитают и выставят счет. Можно с процентами. Мы расплатимся и закроем вопрос».

Все просто, правда? Но ведь Россия никогда не была страной простых решений.

Автор – военный историк