Экономика революции

Экономист Николай Кульбака о столетии парадоксов безработицы

Наша страна стоит перед серьезными вызовами. Экономический рост за последние 10 лет составляет не более 1% в среднем за год, что намного меньше среднемировых значений, структурные реформы не состоялись, а власти стоят перед развилкой – то ли идти по пути жесткого огосударствления и планирования, то ли освободить бизнес и дать экономике развиваться самой. Ни тот ни другой вариант элиты не устраивает – идет попытка скрестить их, чтобы явным образом не отдать преимущество ни одному.

Не получая явных сигналов сверху, чиновники и бизнес предпочитают выжидательную позицию, избегая долгосрочных проектов и рискованных инвестиций. Это не только тормозит развитие, но и лишает перспектив людей, выходящих на рынок труда, вынуждая их искать карьерного роста в других странах. Но ломать существующую систему все равно придется, поскольку проблемы рынка труда тесно связаны и с проблемами экономического роста, и с задачами внедрения инноваций, и с качеством жизни в стране.

Известно, что любая экономика, как на трех китах, стоит на трех источниках – капитале, труде и связывающих их между собой технологиях. Для ее роста нужно увеличение количества труда или капитала либо научно-технический прогресс, чтобы использовать их более эффективно. Конечно, рост труда может привести к увеличению безработицы, если его не обеспечить рабочими местами. Новые технологии создают угрозу для старых отраслей, лишая их конкурентоспособности и приводя к закрытию предприятий и возникновению структурной безработицы. Увеличение производительности труда также провоцирует рост безработицы, ведь то же самое количество продукции теперь можно производить меньшим количеством труда. Однако гибкость современной рыночной экономики уменьшает эти трудности, а безработица может приносить пользу. Например, если работники увольняются в поисках более высокой зарплаты или лучшей должности. Закрытие неэффективного предприятия, если сотрудники найдут работу в других местах, – это тоже хорошо. В обоих случаях безработица помогает экономике расти, и избавляться от нее сложно и не нужно.

Даже в советское время безработица была, хотя государство всячески с ней боролось. Выпускников вузов прикрепляли на три года работать по направлению. Крестьян ограничивали в возможностях трудоустройства в городе. Сатирические журналы высмеивали летунов, подчеркивая правильность работы всю жизнь на одном месте. Помогало это плохо. Люди пытались найти лучшие места работы в своем городе, уезжали на целину, на нефтяные промыслы и на БАМ. Инженеры шли работать на хлебные рабочие специальности. Тем не менее борьба приносила свои плоды и огромное количество людей никогда не меняли место работы. Однако борьба с безработицей автоматически означала борьбу с сокращением рабочих мест. Значит, старые предприятия закрывать нельзя, чтобы не увольнять рабочих. Но если не ликвидировать старые рабочие места, как добиться экономического развития? Надо создавать новые предприятия, и их строили по всей стране. Туда с охотой ехали молодые специалисты, поскольку там была реальная возможность для карьерного роста. Правда, жить приходилось в бараках, вдали от цивилизации. Тем не менее экономика страны развивалась не так быстро, как этого хотелось.

Уже к началу 1930-х гг. стало ясно, что экономический рост в стране выглядит не таким эффектным, как хотелось. Первая пятилетка оказалась невыполненной, сельскохозяйственные районы пострадали от массового голода, правда, безработицы особенно не наблюдалось. Купленные за рубежом заводы позволили создать новую, более эффективную производственную базу – но там кто-то должен был эффективно работать. А поскольку нет безработицы, значит, нет и движения труда, а следовательно, нет и роста эффективности. Руководство предприятия не может уволить плохого работника, а сильный работник не может выбрать себе место по душе – ведь свободного рынка труда в стране нет.

Но вместо рынка труда в стране появляется его чудовищный аналог. Каток репрессий освобождал рабочие места с огромной скоростью, обеспечивая быстрый карьерный рост, хотя целью репрессий был отнюдь не рост эффективности, а реализация параноидальной сталинской политики. Впрочем, даже такой извращенный способ обновления кадров позволял людям проявлять себя. Оборотной стороной были страх, отсутствие инициативы и слабый управленческий опыт, часто не соответствовавший должностям и масштабу задач. Страшнее всего это проявилось в первые годы Великой Отечественной войны, когда провал гражданского и военного менеджмента поставил страну на грань катастрофы.

Смерть Сталина остановила этот варварский способ кадровой ротации, но пришедшие ему на смену вожди не нашли ему замены. И если смена технологий в конце 1940-х – начале 1950-х состоялась прежде всего за счет вывезенных по репарациям заводов, то рынка труда изменения не коснулись: обновление было невозможно без коренной ломки социалистического строя. Поэтому реформы 1960–1970-х гг. не смогли дать никакого серьезного прироста эффективности, да и возможности экстенсивного развития были исчерпаны.

В 1970-е гг. начинает трудовую деятельность довольно многочисленное поколение 1950-х, которое также столкнулось с резким противодействием на рынке труда. Для их карьерного продвижения в стране нет достаточного количества рабочих мест: на ступенях карьерной лестницы сидит не успевшее на войну еще молодое поколение сорокалетних. По идее, для молодых нужны новые рабочие места, но взяться им неоткуда. Тяжелую индустрию расширять незачем: СССР и так производит стали на душу населения больше, чем многие страны в мире. Нужны товары народного потребления, но на них не хватает ни ресурсов, ни технологий. Страна погружается в застой.

Советский проект закончился так же неожиданно, как и начался, и огромную роль в этом сыграло выросшее поколение 1950-х, так и не нашедшее себя полностью в социалистической экономике. Именно им предстояло сломать плановую экономику социализма. Однако давно не реформировавшаяся советская экономика, где банкротство предприятий было невозможно, сохранила существенную долю давно устаревших производств. И вместо ожидаемого рывка к светлому будущему российская экономика столкнулась с гигантской отложенной структурной безработицей. Несостоявшиеся реформы 1950–1970-х гг. выплеснулись в неконкурентоспособность целых отраслей.

Тем не менее в стране быстро возник реальный рынок труда, появился частный бизнес – но оборотной стороной были падение реальных доходов, инфляция, рост преступности и имущественное неравенство. Но при всех проблемах и перекосах рынок в России состоялся, и даже сейчас, при резком росте вмешательства государства в экономику, никто не говорит о возврате к плановой экономике и плановому рынку труда.

Наша экономика остается монополизированной, с высокой долей государственного вмешательства. Это вмешательство и есть самое большое препятствие на пути экономического развития. И дело не только в сложности привлечения инвестиций, но и в том, что монополизированная, плохо обновляемая экономика создает предпосылки к новому всплеску структурной безработицы в будущем, когда инвестиции начала 1990-х исчерпают свой инновационный потенциал. Подушкой безопасности для рынка труда мог бы стать малый и средний бизнес, более гибкий и конкурентный, но в России он сознательно маргинализирован. Пока у общества не созреет понимание, что устойчивость рынков лежит в разнообразии и равноправии самых разных бизнесов и рынков, а государство должно прежде всего думать об организации правил игры в экономике и росте благосостояния граждан, а не о надуваемых щеках и великодержавной фанаберии, мы будем жить в ожидании новых структурных кризисов, угрожающих безработицей и экономическим спадом.

Автор — экономист