Как общество заставляет государство обратить на себя внимание

В 2018 г. «РИА Новости» включило пытки заключенных в свой перечень главных происшествий года. Это первая классическая правозащитная тема, попавшая в ключевые тренды государственных СМИ за последние пять лет. Кроме нее в 2018 г. выстрелили еще две проблемы – попытка блокировки Telegram и приговоры за репосты и лайки. Гражданское общество научилось заявлять о важнейших правозащитных проблемах в публичном пространстве и влиять на государство с помощью медиа, а государство – эти проблемы дедраматизировать.

Жертвы своих заявлений

Некоторые ситуации мгновенно вызывают резонанс, получают публичное разрешение и исчезают из медийной повестки. Например, неаккуратные слова чиновников, что можно жить на 3500 руб. в месяц, питаясь «макарошками»; что «государство... не просило вас рожать»; что жители хрущевок – «скотобаза», а те, кто получает пенсию в 8000 руб. – «тунеядцы и алкаши».

Эти истории попадают (часто по возрастающей) в соцсети, СМИ, топ новостей «Яндекса» и нужны для «выпуска пара»: чем сложнее будет ситуация в России, тем их будет становиться больше. Можно назвать таких чиновников сакральными жертвами стабилизации возмущения общества: отдали на растерзание, публично уволили, ищем дальше. Но так происходит не всегда. Достаточно вспомнить высказывания на тот момент уполномоченного по правам ребенка Павла Астахова о «сморщенных» женщинах в 27 лет на Кавказе. Крылатыми стали фразы Дмитрия Медведева, что денег нет, «но вы держитесь», и его рекомендация учителям идти в бизнес. Запомнилась и цитата первого вице-премьера Игоря Шувалова о квартирах площадью 20 кв. м: «Кажется смешным, но люди приобретают».

Иногда вынужден реагировать и Кремль, хотя обычно он ограничивается стандартной репликой пресс-секретаря президента: «Это не наш вопрос». Так, после гибели дочери задержанной активистки «Открытой России» Анастасии Шевченко в Кремле выразили соболезнования.

Сложнее с проблемами, которые систематически попадают в топ новостей после особенно вопиющих случаев, затем идут на спад, пропадают из повестки и спустя несколько лет возвращаются.

Произвол органов: пытки, рабский труд и смерть

Локомотивом темы пыток осужденных стало дело Евгения Макарова. О его избиении в ярославской колонии ИК-1 фонд «Общественный вердикт» сообщил на следующий день после инцидента. Однако резонанса эта новость не получила, в возбуждении дела отказали. Государство смогло отмолчаться в публичном пространстве.

Спустя больше года, после опубликования «Новой газетой» видео пытки Макарова, дело в считанные часы обрело всероссийский масштаб. Запись посмотрели почти 3 млн раз, а материал об избиении осужденного прочитали почти 600 000 раз. Этот пример показал: сегодня лучший формат для наиболее эффективного заявления о проблемах – показательное видео. Общество привыкло к визуализации и готово реагировать, не обращая внимания на отсутствие инфоповода и «срок давности» – то, к чему обычно привязаны журналисты.

Текст на сайте газеты появился в пятницу в 9.30, а уже через два часа сайт ярославской УФСИН сообщил, что проводится проверка, параллельно региональный Следственный комитет заявил, что решается вопрос о возбуждении уголовного дела. На этот раз невозможно было отмолчаться, как это бывало в 99,9% случаев. Сработали, во-первых, уровень запечатленного зверства, во-вторых, источники информации (наложились авторитеты СМИ и известной правозащитной организации), в-третьих, «мертвый сезон», когда у журналистов не так много качественных инфоповодов, в-четвертых, тотальное недоверие системе: аудитория знала, что такое может быть.

Борьба вокруг правозащитных тем часто развивается по сценарию: одна группа продвигает проблему, драматизируя ее, другая – дедраматизирует. Стратегии дедраматизации известны с прошлого века: одна из них – утверждение, что наносимый вред имеет иные причины, а не те, на которые указывают. В этом случае «иными причинами» были правозащитники и журналисты, опубликовавшие видео пыток Макарова. Первой попыткой дедраматизации – уже в середине пятницы – стало напоминание в государственных СМИ, что осужденный – «преступник», у него «вышел конфликт» и он «позволил себе нелицеприятные выражения». В этот же день, развивая тему личности, RT пояснила, что Макаров осужден за «причинение тяжкого вреда здоровью». В понедельник замглавы ФСИН Александр Рудый через «Интерфакс» сообщил, что Макаров «допустил 136 нарушений в колонии, пытался сделать так, чтобы спровоцировать сотрудников». Вечером того же дня ТАСС опубликовал материал со словами Рудого: «Эта ситуация <...> спровоцирована определенными силами, <Макарову> периодически подсказывали, чтобы он вел себя вызывающе».

Однако все попытки дедраматизации оказались неэффективными: аргументы властей разбивались о 10-минутное видео пыток. За двое суток, прошедших между выходом статьи и включением антикризисного реагирования ФСИН, информационная ситуация вышла из-под госконтроля, и дальше публикации пошли валом. Так история осужденного Евгения Макарова стала главным делом о пытках в колониях 2018 г.

Всех зафиксированных на видео установили, расследуют дело о превышении полномочий. Должностей лишились 17 человек, 12 – задержаны. В апреле в ежегодном докладе Совету Федерации генпрокурор Юрий Чайка заявил, что после возникшего резонанса ведомство провело «масштабную проверку». Возбудили около 50 дел о превышении полномочий сотрудниками ФСИН.

По схожему сценарию развивались ситуации с письмами из колоний Ильдара Дадина (2016 г.) и Надежды Толоконниковой (2013 г.). Оба были известны до заключения и заявили о том, что само по себе не было новостью: о пытках и рабском труде осужденных. В обоих случаях полные тексты писем опубликовали авторитетные СМИ, а Совет по правам человека подтвердил информацию из писем. Молниеносному распространению, как и в случае с Макаровым, не могли помешать опубликованные в первые сутки утверждения об «иных причинах» и «опровержения» ФСИН в прогосударственных СМИ.

В обоих случаях фактов из писем государство не признало. Но через три года начальника колонии Дадина приговорили к 2,5 года за превышение полномочий и вымогательство. А спустя более пяти лет после письма Толоконниковой начальника ее колонии отстранили как раз за рабский труд осужденных, было возбуждено дело. «По всей видимости, Толоконникова была права», – признал замглавы ФСИН Валерий Максименко.

Письма известных осужденных – обкатанный формат, с помощью которого общество может педалировать проблемы закрытых учреждений. Такие послания могут написать тысячи осужденных, но ключевой фактор – доверие. Авторитетные СМИ готовы без трудновыполнимого в условиях закрытости системы фактчекинга опубликовать лишь единичные письма известных людей.

Тренды

Подробный анализ дел о нарушениях в полиции и закрытых учреждениях (кроме уже упомянутых мной это бунт в колонии Копейска, смерть в СИЗО Сергея Магнитского, расстрел, устроенный в супермаркете майором милиции Денисом Евсюковым), а также ежедневное в течение 15 лет отслеживание в медиапространстве подобных дел юристами позволяют сформулировать идеальную карту развития правозащитных тем и проблем. Вот ключевые моменты.

1. История-драма. Конкретный, вопиющий кейс в случае, если жертва жива и может инициировать новые инфоповоды (письма, заявления, обращение в СМИ, к лидерам мнений в их соцсети). Или ряд кейсов, если жертва скончалась, тогда она становится «локомотивом», за которым тянутся «вагоны» и поставляются темы по проблеме – «дрова». «Локомотивом» может стать и живой герой, олицетворяющий проблему.

2. Символ. В любой теме важен символ, будь то бутылка из-под шампанского, показательное видео или сам герой, с которого все началось.

3. Преодоление молчания. Важно добиться реакции властей, пусть даже опровергающих информацию о произошедшем и проблеме, иначе общественный резонанс может сойти на нет. Власть –не монолит, внутри нее существует множество противоборствующих групп влияния, вызвать реакцию одной из них – задача не из невыполнимых.

4. Дедраматизация. Нужно быть готовым к дедраматизации, понимать основные стратегии, искать в ручном режиме неаккуратные заявления чиновников.

5. Насыщение. Принятие, что ни одна правозащитная тема не может быть в ежедневной повестке месяцами. Наступает усталость от темы у СМИ, других публичных арен, у аудитории.

6. Период спада (до нескольких лет). Нужно быть готовым работать с проблемой в фоновом режиме. Фактически это ежедневная работа всех правозащитных организаций и активистов. Несмотря на то что определенные темы в тот или иной момент могут быть не в тренде, они продолжают ежедневно помогать людям, столкнувшимися с проблемой, и сообщать о ней публично.

7. Новая история-драма заново запускает цикл. Так, на смену кампании об оборотнях в погонах пришли пытки в Благовещенске, затем дело майора Евсюкова, после – отдел полиции «Дальний» в Казани.

Проверка на экстремизм

Проверим эти алгоритмы на примере еще одной правозащитной проблемы. 2018 год запомнился чередой эпизодов преследования рядовых пользователей интернета за репосты и лайки. Очевидной победой общества стало смягчение статьи об экстремизме. Пик интереса к теме пришелся на июль – август 2018 г.

Символом проблемы стала студентка из Барнаула Мария Мотузная, хотя похожих историй – десятки. Мотузная для России – идеальный образ пострадавшей от «перегибов» и «палочной системы». Во многом благодаря ей проблема обрела конкретное лицо не какого-то непонятного «экстремиста», а человека, в котором себя узнает любой пользователь соцсетей.

Без последовательных требований со стороны общества и вызванного ими резонанса еще в начале 2018 г. невозможно было представить «смягчающих» тему заявлений Владимира Путина, председателя Совета Федерации Валентины Матвиенко и уполномоченного по правам человека Татьяны Москальковой.

На фоне истории Мотузной главный борец с экстремизмом, начальник управления МВД Тимур Валиулин ушел в отставку, ст. 282 Уголовного кодекса была частично декриминализирована. Де-факто ФСБ получает все большую монополию на борьбу с экстремистами и террористами: одно ведомство усилилось за счет ослабления другого. В апреле 2019 г. в докладе Совету Федерации генпрокурор Юрий Чайка заявил, что Генпрокуратура приняла «дополнительные меры, направленные на недопущение искусственного раздувания экстремистской угрозы».

Пожалуй, основная заслуга правозащитников в этих делах – частичная дедраматизация предложенной властями концепции экстремизма. Сегодня слово «экстремизм» вызывает иные ассоциации, чем 10 лет назад. Лучше всего это заметно в сравнении с терроризмом, который ранее в общественном сознании был ему тождественен и шел через запятую. Схематично: когда люди слышат о подозрении кого-то в экстремизме, они представляют себе не махрового фанатика, а все чаще – пользователя соцсетей, попавшего в жернова правоохранительной системы. Условный же «террорист» остается террористом.

Краткий курс

Резюмируя: лето – идеальное время для общества, чтобы максимально громко заявить о проблеме. Пропускная способность публичных арен в сезон политического затишья увеличивается. Оперативность реагирования власти снижается. У общества появляется больше шансов попасть в медийную повестку и удерживать внимание.

Интересно, что окологосударственные СМИ не создают правозащитной повестки, но крайне важны для легитимации требований общества. Без реакции властей развитие проблемы затруднено, а официальную позицию, включая вызывающие искру сомнительные комментарии, доносят как раз государственные СМИ.

Чтобы добиваться системных изменений с помощью публичного пространства, обществу в первую очередь важно вынудить государство отреагировать на проблему. Пусть эта реакция будет классической дедраматизацией, негативной и обесценивающей, транслируемой через государственные СМИ. Их интерес – верный признак, что проблема может стать востребованной у какой-то части власти и использована в политических целях. Общество от этого в любом случае выиграет.

Автор — информационный аналитик Международной Агоры