Между демонстрацией силы и силой демонстраций

Философ Александр Рубцов – навстречу выбору

В этом году выборы проходят в необычной обстановке. Власти с удивительным мастерством выстроили целый парад политических скандалов, будто специально приуроченный ко Дню города и голосования. Примерно тогда же ответные действия общества вдруг тоже стали являть чудеса самоорганизации и давать результат, на который еще вчера мало кто рассчитывал. Типовая схема симметричной эскалации: чем чаще и откровеннее власть идет на проявления грубой воли, тем энергичнее и увереннее протест. В политической атмосфере страны что-то явно искрит, и это неудивительно: коса репрессий машет с усиленной амплитудой – но по камням, которых все больше. Возможны разные колебания, но процесс приобретает новое качество.

Наша борьба

Начиная с 2000-х в этой истории красной нитью проходит линия силы. Сначала на этом образе строилась операция «Преемник»: минус слабости Ельцина плюс силовые жесты Путина. Затем в этих упражнениях наступила пауза: цены на нефть вывели на первый план идею стабильности, и все успокоились.

Но народ скучать не любит, и с начала 2010-х страна вошла в период политической турбулентности с волатильностью. Слегка опешив, власть на полный звук включила телепропаганду, а в 2014 г. закрепила успех присоединением Крыма: полуостров приплыл в родную гавань под вежливым конвоем без знаков отличия. Что бы ни говорили о неподражаемо мирном характере этой акции, большинством она воспринималась именно как триумф силы. Это типично дворовый архетип: если ты никому не дал в морду и ничего не отнял, значит, ты еще не вполне встал с колен.

Крымский консенсус иссяк позже, чем предполагали аналитики, но иссяк. Образы силы теряют притягательность. Мультики с разделяющимися боеголовками, победы наших несуществующих частей, парады с разгоном облаков – все это перестает обеспечивать необходимый уровень лояльности населения и тем подпиливает легитимность власти. Локус контроля меняется с внешнего на внутренний: людей больше начинает волновать их воздействие на собственную жизнь, чем картинка международного влияния начальства. В обеспечение политической стабильности приходится искать новую энергетику.

Энергия = mc в квадрате

Новые схемы приходится искать и в самой политической теории, в оперативной аналитике и популярной экспертизе. С этой точки зрения новые технологии отсева кандидатов на выборах в Мосгордуму, как ни странно, приходится отнести к таким же силовым действиям, как разгон демонстраций. До сих пор манипуляции на выборах имели характер полускрытых стратегий. Многие догадывались или знали о вбросах, каруселях, махинациях с протоколами, но все это власть старалась минимизировать, прятать и отрицать. Периодически звучавшую установку на чистые выборы надо было понимать буквально: стремление избежать скандала было оправданным идеологически и технически. Власть монополизировала внутриполитическую мягкую силу в плане ведения кампании, прежде всего возможности электронных СМИ, но и все остальное относилось скорее к полужесткой силе: обман и кража – это все же еще не удар в лицо.

Иное дело, когда люди публично подтверждают свои подписи, а избиркомы продолжают считать фальсификатом и подписи, и чуть ли не самих этих людей. В политике такого еще не было, и это новое качество. Это эффект, близкий к прямому физическому воздействию из «Двенадцати стульев»: даже не кража ладьи, а опрокидывание доски на голову любителю, и без того одноглазому. И это не повреждение зубной эмали: признанные несуществующими люди, испытывая почти физические страдания, получают еще и сотрясение мозга, все расставляющее на свои места в политике. В итоге на улицу выходят самые спокойные и нейтральные. В протест втягиваются родные и близкие пострадавших и все, кто эти сцены с изумлением наблюдает. С таким же успехом избиркомы могут вешать над входом транспаранты: «Здесь записывают на проспект Сахарова». По своей политической сути, и особенно по моральному эффекту, эти действия относятся к типичным проявлениям жесткой силы – равно как и избиение прохожих политическим инструментом, в нормативных документах именуемым «палка универсальная специальная» (ПУС) или «палка резиновая» (ПР).

Сейчас эта теория получает эффективное развитие. Профессор Гарварда Джозеф Най и замгоссекретаря США Ричард Армитидж, когда-то сформулировавшие принципы hard power (жесткой силы) и soft power (мягкой силы), выдвинули и концепцию smart power (умной силы), не являющейся ни hard ни soft, но представляющей собой их рациональное сочетание. В этой логике происходящее сейчас в России можно описать как исчерпание возможностей soft power и переход к все более открытому использованию hard power при жестком дефиците smart. Зато стратегию smart с переменным успехом пытается перехватить оппозиция.

Куда дальше?

Анализ акций гражданского противодействия показывает: один из важнейших факторов успеха – публичность. В свою очередь, публичность обеспечивается не только открытостью и доступностью информации, но и ее востребованностью. Надо, чтобы историю все читали, распространяли и обсуждали. На этот счет есть простые технологии, начиная с «маленького победоносного скандала».

В больших и сложных процессах работает политтехнология, руководимая стихийной логикой самого процесса. Здесь бывают шедевры, на какие вряд ли способны даже специально обученные люди при неограниченном ресурсе. Самое удивительное – это когда воюющие стороны начинают гениально играть... против себя.

Такое случается с обеими линиям жесткой силы, подчиненными избиркомам и ОМОНу с Росгвардией. Чтобы обеспечить раскрутку скандала с подписями и превратить простое возмущенное общество в общество разгневанное, надо было выбрать именно эту единственно беспроигрышную технологию. Скандал с подписями (даже не с самим отстранением) своей высочайшей наглядностью смог собрать такую ошарашенную аудиторию, что обеспечил молву не хуже беременности от поп-звезды.

Силовые операции при разгоне митингов попадают в ту же категорию предельно наглядной картинки. Такие батальные сцены мог бы организовать только Сергей Бондарчук, будь он жив и в новом качестве – режиссера целенаправленной дискредитации необозримых боевых порядков, которые он так воспевал. Можно придумать легенду инспирированного врагами госпереворота, но вывести на улицы «против революции» всю эту армию в облачении из Star Wars можно 2–3 раза, не более. Дальше страшная картинка становится комичной. Все эти космонавты в пыльных шлемах, молча склонившиеся над поверженной старушкой, Росгвардия, часами потеющая в доспехах, защищающих от пластиковых стаканов... Не надо думать, что и сами бойцы ничего не видят и все, как один, мечтают подражать примеру садистов.

Власти крайне трудно выскочить из этой обреченной колеи. Будто что-то надломилось, но признавать этого никто не хочет. Как бы там ни было, все эти силовые маневры достаточно оперативно меняют настроение недовольной массы и мобилизуют протест. Люди освобождаются от иллюзий, видя, что с ними если и намерены разговаривать, то на языке дубинок. В результате они начинают искать выход своим протестным страстям уже и помимо демонстраций, в том числе на выборах всех уровней.

Однако о том, что будет дальше, – тишина: закон вынуждает прекратить недозволенные речи.

Автор — философ, директор Центра исследования идеологических процессов