Цена сталинской коллективизации

Историк Виктор Кондрашин о том, как деревня была принесена в жертву индустриализации

Сталинская коллективизация, 90-летие начала которой отмечается в эти дни, стала одним из символов и феноменов советской эпохи, трагедией советской деревни. В народной памяти она связана в первую очередь с раскулачиванием трудолюбивых крестьян, ссылкой и массовым голодом 1932–1933 гг.

Оценка коллективизации как трагического результата политики сталинского руководства СССР в постсоветские годы нашла подтверждение в трудах российских и зарубежных историков и фундаментальных сборниках документов «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание», подготовленных большим коллективом российских и зарубежных историков и архивистов под научным руководством Виктора Данилова. В них на основе разнообразных и достоверных источников восстановлена реальная картина коллективизации.

Она была следствием форсированной индустриализации, осуществление которой стало возможным благодаря созданию колхозного строя – важнейшего источника ее ресурсов. В 1930–1932 гг. из колхозной деревни для нужд индустриализации выкачали 4,7 млрд пудов хлеба (в 1,3 раза больше, чем за семь лет нэпа), который экспортировали на Запад: валюта была необходима для оплаты станков, технологий и труда тысяч приглашенных иностранных специалистов. Кроме того, этим хлебом накормили рабочих, возводивших флагманы первой пятилетки. Но ценой «успеха» индустриализации стала гибель от голода в основных зерновых районах страны не менее 5 млн крестьян из-за принудительного вывоза всего доступного контролю государства хлеба. Следует помнить и о 5 млн «кулаков» и членов их семей, вывезенных в необжитые районы Севера, Сибири и Казахстана, сотни тысяч из них погибли от голода и тягот «кулацкой ссылки». На печально известном «острове людоедов» в среднем течении Оби в мае – июне 1933 г. 2000 спецпоселенцев мучительно умерли от голода из-за прекращения подвоза продуктов.

Насильственная коллективизация стала следствием победы Сталина и его окружения в дискуссии о методах решения возникшего в стране продовольственного кризиса в 1927 г. как кризиса хлебозаготовок. Крестьяне не желали продавать государству хлеб по заниженным и убыточным для них ценам, предпочитая его придерживать или продавать на частном рынке по рыночным ценам. В результате к концу 1927 г. резко выросли цены на хлеб, его дефицит в городах составил 128 млн пудов, хлебный экспорт снизился по сравнению с 1926 г. в 27 раз (со 150 млн до 5,6 млн пудов). При этом СССР уже провозгласил курс на индустриализацию, его реализация предусматривала быстрый рост товарности сельхозпроизводства.

В условиях кризиса хлебозаготовок в советской деревне в 1927 г. распространились настроения, которые чекисты называли «пораженческими». По донесениям ОГПУ, в связи с обострением отношений СССР с Польшей (из-за убийства советского посла Петра Войкова в Варшаве) и Великобританией (из-за разрыва дипломатических отношений) значительная масса крестьян не желала защищать советскую власть в случае войны с этими государствами. В ряде случаев крестьяне, как правило из кулаков и зажиточных, даже ждали войны, чтобы отомстить коммунистам за их грабительскую налоговую и хлебозаготовительную политику. Одновременно на селе укоренялась идея создания крестьянской партии (союза) в противовес «рабочей партии» ВКП(б) для защиты интересов деревни, усиливались антигородские и антикоммунистические настроения массы сельского населения.

В таких условиях – негативных настроений крестьянства и набиравшей темпы индустриализации – советское государство должно было найти выход из продовольственного кризиса.

С одной стороны, доказано, что кризис хлебозаготовок был связан с низким уровнем товарности крестьянских единоличных хозяйств, достигших предела своего развития к середине 1920-х гг. Она составила по зерновым культурам 20% от дореволюционного уровня (в 1913 г. заготовили 1,3 млрд пудов, в 1926 г. – 725,5 млн). С другой стороны, кризис хлебозаготовок имел объективные причины: невозможность удовлетворить потребности деревни из-за слабости промышленности. Отсюда ножницы цен: высокие цены на промтовары и низкие на сельхозпродукцию – и как реакция на это – «крестьянский саботаж» хлебозаготовок и продовольственный кризис в стране.

Выход из него сталинское руководство нашло в насильственной антикрестьянской коллективизации с помощью раскулачивания и принудительных хлебозаготовок. Сигналом к ним стали решения ноябрьского пленума ЦК ВКП(б) 1929 г. и январские постановления ЦК 1930 г. о темпах коллективизации и «ликвидации кулачества как класса». Еще до их принятия на апрельском и июльском пленумах ЦК ВКП(б) 1929 г. сталинское большинство отвергло «альтернативу», т. е. выдвинутое годом ранее предложение правых об отказе от чрезвычайных методов хлебозаготовок и насилия над крестьянством. Тогда же не получила поддержки и инициатива закупить за валюту за рубежом 100–150 млн пудов хлеба, чтобы снять остроту продовольственного кризиса в городах. Сталин и его соратники не желали тратить скудные валютные резервы на закупку хлеба, которого не хватило бы для решения продовольственной проблемы. Поддержка позиции правых означала приостановку и консервацию строек пятилетки, рост безработицы в деревне, а также серьезные проблемы с оплатой труда приглашенных иностранных специалистов.

Следует отметить, что в 1929 – начале 1930 г. для получения валюты для нужд индустриализации (дефицит валюты возрастал) сталинское руководство запланировало резко, до 5 млн т, увеличить в 1930 г. экспорт зерна. Необходимость спасти форсированную индустриализацию за счет выкачки ресурсов из деревни предопределила сползание СССР в чрезвычайщину сплошной коллективизации.

Важный аспект истории коллективизации, во многом объясняющий ее успех, но не получивший широкого освещения в историографии, – наличие в советской деревне достаточно большой и активной прослойки сторонников коллективизации среди сельской молодежи (комсомольцев, селькоров и т. д.) и части низшей номенклатуры (председатели сельсоветов, секретари партячеек и т. д.), деревенской бедноты и середняков.

Например, к началу коллективизации в советской деревне – по Всесоюзной переписи 1926 г. – 67% крестьян были моложе 30 лет. Коллективизация вместе с индустриализацией и культурной революцией были для них трамплином к должностям, создаваемым в колхозах, МТС, на фабриках и заводах, в Красной Армии и т. д. (председатели, бригадиры, механизаторы, зоотехники, агрономы, инженеры и т. д.). Именно они вместе с присланными в деревню городскими «уполномоченными» («двадцатипятитысячниками» и т. д.) стали ударной силой коллективизации и внесли значительный вклад в ее успех.

Коллективизация вызвала массовое сопротивление крестьян: в 1930 – I квартале 1932 г. в СССР произошло 13 893 антиколхозных выступления с 2,5 млн участников. Успешно подавить его государству удалось, применив всю мощь административно-репрессивного аппарата, которой деревня не могла противопоставить серьезной силы. В отличие от Гражданской войны у крестьян не было достаточно оружия, изъятого ОГПУ в ходе регулярно проводившихся спецопераций. Кроме того, раскулачивание лишило деревню потенциальных вожаков крестьянских восстаний. Следует отметить, что под раскулачивание попали не только реальные кулаки (их доля в целом по СССР не превышала 2,3%), но и активная часть зажиточных крестьян и середняков, настроенных против колхозов, способных стать лидерами сопротивления. Новая антоновщина и махновщина была невозможна в обезоруженной и обезглавленной деревне.

Хотя коллективизация удалась с точки зрения получения ресурсов для форсированной индустриализации, которая обеспечила победу СССР в Великой Отечественной войне, она же заложила мину замедленного действия под созданную на ее основе советскую социально-экономическую и общественно-политическую систему. Поголовье лошадей в деревне в 1933 г. снизилось по сравнению с 1928 г. вдвое, крупного рогатого скота и свиней – более чем на 40%, мелкого рогатого скота – втрое. Доколхозный уровень поголовья скота был достигнут лишь в 1958 г. Средняя урожайность зерновых в 1934–1940 гг. (7,4 ц с 1 га) по сравнению с 1922–1928 гг. (7,7 ц с 1 га) также снизилась, хотя и незначительно. Возникший ценой миллионов крестьянских жизней колхозный строй не смог накормить страну и в конечном итоге рухнул с распадом советской государственности как неэффективная экономическая модель, существовавшая исключительно ради удовлетворения нужд государства и в самую последнюю очередь – интересов сельских тружеников.

В контексте огромных жертв коллективизации закономерен вопрос, можно ли было избежать трагического развития событий. В исторической науке продолжается дискуссия на эту тему. В начале 1990-х гг. историк Виктор Данилов назвал альтернативой сталинской насильственной коллективизации идеи Николая Бухарина. Якобы в программе правой оппозиции (Бухарина, Алексея Рыкова, Михаила Томского) предусматривался безболезненный вариант создания в СССР крупного товарного сельского хозяйства на основе развития кооперации и объединения крестьянских хозяйств при материальной поддержке советской власти. Данилова поддержал английский социолог и историк, профессор Манчестерского университета Теодор Шанин, который заявил, что без коллективизации к началу Великой Отечественной войны в СССР было бы меньше заводов, но имевшиеся работали бы более производительно, чем поспешно возведенные в годы первых пятилеток. Но самое главное, удалось бы избежать огромных людских потерь из-за коллективизации, а также резкого падения уровня сельскохозяйственного производства. В этом случае, по мнению Шанина, в Красной Амии было бы на 5 млн больше защитников из числа крестьян, избежавших голодной смерти в результате отказа от сталинской коллективизации. «Альтернативную» точку зрения на коллективизацию наиболее ярко выразили американские экономисты Холланд Хантер и Янош Ширмер. Они на основе применения математических методов смоделировали развитие сельского хозяйства СССР без коллективизации и получили результат, описанный Шаниным.

«Альтернативная» концепция коллективизации вызвала критику в России и за рубежом. В частности, известный российский аграрник Сергей Есиков указал на главный недостаток программы правой оппозиции и Бухарина: «черепашьи темпы» индустриализации и «строительства социализма», недооценку уровня военной угрозы СССР. А профессор Бирмингемского университета Роберт Уильямс Дэвис отметил несостоятельность расчетов Ширмера и Хантера, взявших за основу своих расчетов 1928 г., когда уже налицо был кризис хлебозаготовок и нэпа в целом и о «нормальном» развитии сельского хозяйства страны уже не могла идти речь.

Утверждение об отсутствии реальной военной угрозы для СССР на рубеже 1920–1930 гг. опровергается последними исследованиями российских историков. Как указывает известный исследователь историк Андрей Соколов, штаб РККА накануне коллективизации всерьез рассматривал возможность войны с участием находившихся в союзе с Францией и Великобританией стран Малой Антанты (Польши, Румынии, Чехословакии и др.) против СССР. Поэтому советские военные настойчиво требовали усилить оборонную составляющую пятилетнего плана и обсуждали вопрос о вероятных противниках и сроках начала войны. Об опасности «потерять Украину» из-за срыва хлебозаготовок и хаоса в республике, которым могли воспользоваться «агенты Пилсудского», писал 11 августа 1932 г. Иосиф Сталин Лазарю Кагановичу. Отсюда жестокие и массовые репрессии против крестьянства в конце 1932 г., приведшие к страшному голоду на Украине в первой половине 1933 г. «Альтернативная» концепция коллективизации не может быть принята, поскольку сторонники более мягкой ее версии проиграли борьбу за власть сталинской группировке в ВКП(б).

Автор — историк, руководитель Центра экономической истории Института российской истории РАН