Чтобы расти, нам нужно тратить

Россия повторяет ошибки экономической политики начала XX века

У любой экономики всегда есть выбор. Один путь – отчаянно расти: форсаж и полный вперед. Другой – еле двигаться, накапливать и сберегать на черный день, чтобы, не дай бог, не грохнуться. Третий – спокойный, сытый, чуть старческий рост.

Форсаж – это разговор о 15–20 странах «экономического чуда». Крайняя форма форсажа – Китай с инвестициями, достигающими 43–46% ВВП, при очень низком потреблении населения: всего 38–39% ВВП. Денежная масса к ВВП Китая – далеко за 200%. Все пропитано жирной денежной почвой. Темпы роста до пандемии космические, реальный ВВП рос на 6–10% в год.

Умеренный рост, когда все кипит только в инновациях, – это о развитых странах. В США, например, инвестиции занимают 21% ВВП, их низкая норма компенсируется высокой эффективностью. При этом сверхвысокое потребление населения, 68% ВВП, и огромный внутренний рынок – двигатель всего, куда там китайцам! Рост умеренный, 2–3% в год, причем во многом за счет капиталов всего мира. А за ним великая боль США: как остаться первыми?

Нам бы их проблемы. Мы в болоте. Еле ползем, и не известно, выползем ли. Инвестиции в России – примерно 23% ВВП. А для быстрого роста нужно гораздо больше – хотя бы под 30%. Потому что у нас низкая отдача от инвестиций. Мы развивающаяся экономика, сырьевая, под санкциями и на 70–90%, а то и больше зависим от импорта технологий и оборудования и мировых цен и спроса на наше сырье. Потребление населения (а оно бедное) – всего 49–50% ВВП. Мало! Внутренний рынок слабоват для роста. И еще он во многом заливается импортом.

Экономика России настроена на торможение. Разбухает регулятивное бремя. Все больше огосударствления и вертикалей – а пирамиды растут плохо. Главная задача – трать осторожно, как бы чего не вышло, все равно разворуют. Копи, держи деньги под матрасом! Вот накопим резервы, золото, всех угомоним – вот тогда и поедем. Соберем все в большие кучи у государства, потом их раздадим – и поехали, но под полным контролем! А если завтра кризис, то всем покажем, какая мы тихая гавань. У нас резервы!

Ну да, показали. В 2008–2009 гг. – худшие среди 30 крупнейших экономик мира. А еще был и свой кризис в 2014–2016 гг. И 5–6 раз взрывался рубль. Каждые 10–15 лет по 1–2 кризиса.

Ну и что? Мы всегда готовы! У нас подушка безопасности. А когда придет кризис, еще посмотрим, сколько тратить. Вдруг будет день еще чернее.

В итоге слабая экономика. Она нуждается в глубокой технологической модернизации. У нас огромные продуктовые пустоты и очень мелкая финансовая система. Мы каждый год отстаем от мира. Ведь настоящая подушка безопасности – это не избыточные резервы, а быстрый рост. А мы создали экономику спячки. Норма инвестиций для наших условий низкая. Налоги избыточны, чтобы расти. Уже четверть века мы «денежный холодильник Россия». Инфляцию бить – деньги зажимать! Кредит малодоступен, ссудный процент по-прежнему высок. Денег мало, а если и есть, то кипят на спекулятивном рынке. Четверть века Россия – страна чистого вывоза капитала, где прямые иностранные инвестиции по-прежнему в дефиците.

Весь рост вокруг бюджета, а это тупиковая модель. И пушки, и масло, и резервы, и инвестиции – все разом невозможно. Госдолг поднять – да вы что! Занимать под развитие – нет! В кризис, в пандемию во всем мире госдолги взвились вверх. А у нас внешний долг государства упал на 7,3% (март – май 2020 г.). Зато внутренний подрос на 7,6% (март – июнь) – чудо, чудо на российской земле!

А вот и резервы, счастье наше. Золота – больше, валюту – копи! Мы четвертые в мире по величине международных резервов, пятые по запасам золота у Центрального банка. Но 11-е по номинальному ВВП. Скоро станем 12-ми, нас обгонит Корея.

Казалось бы, вот он, черный день – пандемия. Глубокая девальвация рубля. А международные резервы даже не шелохнулись! На 6 марта 2020 г. – $578 млрд, на 24 июля – $583 млрд.

Еще один матрас – фонд национального благосостояния (ФНБ). В него деньги закачиваются из бюджета вместо инвестиций и социальных расходов. И ФНБ тоже непоколебим, невзирая на все ужасы пандемии и кризиса: на 1 апреля – $168 млрд, на 1 июня – $174 млрд. И вложен ФНБ в валюту, де-факто в другие страны.

Никто не против достаточных резервов. Но у избыточных есть только один аналог – кровопускание как способ лечения измученного организма, который еле ползет. Чтобы расти, нам нужно тратить. Нам нужен хоть какой-нибудь финансовый форсаж (пусть и не как в Китае), нужно принимать риски быстрого роста. А мы делаем все, чтобы его не было, в точности повторяя слабости экономической и финансовой политики России до Первой мировой войны и революций 1917 г. Просто читаем Ивана Озерова, известнейшего экономиста начала XX в., – 100 с лишним лет назад он уже все написал и все предсказал: «Лучшие чаяния русского народа приносятся в жертву бюджетному равновесию» («Что делать?», 1913 г.); «Богатство страны – не в мертвых грудах золота, а в людях, в их силе над природой, и бюджет надо базировать не на механических подпорках, а на органической мощи населения»; «Мы идем вперед черепашьим шагом, а другие страны бегут гигантскими шагами» («Оборотная сторона нашего бюджета», 1907 г.).