Оптимум по ковиду

Коронавирус – отличный пример, помогающий объяснить разницу между логикой принятия управленческих решений в современном информационном обществе и традиционной рациональной логикой, основанной на «здравом смысле». На что здесь стоит обратить внимание в первую очередь?

Пандемия – это на 80% информационная история и на 20% медицинская. Управленческие решения в условиях эпидемии диктуются не столько здравым смыслом, сколько усилиями по конструированию образа власти как защитника народа от страшной угрозы. Хотя на самом деле меры по сдерживанию коронавируса должны определяться логикой минимизации потерь качества жизни людей.

Современное информационное пространство – это искаженная среда с опорой на эмоциональную основу, вызывающую глубокое сопереживание. Информационные миражи могут создаваться искусственно, для целей социального управления – как, например, истории об изменении климата из-за сжигания ископаемого топлива или о российских отравителях, разгуливающих по Европе с «Новичком». Первая создана с целью поддержки западной экономики, вторая – для сплочения населения западных стран. Но информационные фантомы могут возникать и самостоятельно, по естественным причинам, как, в частности, коронавирусный миф.

В общественном мнении существует представление о том, что каждый (или почти каждый) управленец – проходимец, сидящий на своем стуле исключительно ради коррупции и других бед российского общества. Назначение этого мифа – маскировка неспособности обывателя разобраться в логике государственного управления, из-за чего возникает дилемма: либо это я ничего не понимаю, либо чиновники дурят мне голову ради своих темных делишек. Понятно, что с разгромным счетом побеждает вторая версия. Этот миф заставляет вертикаль власти защищаться, выставляя против него другой миф – о добром волшебнике, всегда готовом прийти на помощь.

Налицо слабость современной российской вертикали власти и ее готовность прогибаться под информационное давление. Дела в экономике далеко не блестящие, ясное целеполагание отсутствует, картина мира теряет четкость, поэтому приходится перемещаться из пространства рациональных и просчитанных решений в сферу образов, которые и предлагаются населению как суррогат благополучия.

Переход в область символов диктует совершенно иную логику поведения. Вместо ощутимого результата конструируется информационный образ, эмоциональный заряд которого должен быть достаточным для того, чтобы отбить все обвинения в пренебрежении интересами народа. Но тут надо понимать, что игра власти в мифы легализует весь информационный инструментарий непримиримой оппозиции. И выбивает у нее из рук главный козырь любой власти – способность предъявить осязаемый результат своей деятельности.

Для понимания истоков коронавирусной истории надо помнить, что любое событие с числом жертв более трех-четырех человек важно для СМИ. Правительства по всему миру не могли не реагировать, иначе их бы мгновенно обвинили в том, что они жертвуют интересами людей, поэтому они и стали действовать с избыточным рвением. Ну а далее все понятно: подпитываемый с двух сторон миф начинает разрастаться и принимает характер вселенской катастрофы, воспроизводящей саму себя.

А что же мы имеем на самом деле? По статистике ВОЗ, в России от коронавируса по состоянию на начало октября умерла 21 000 человек. Это 1,6% от общей смертности за январь – август 2020 г. Даже с учетом неподтвержденного «ковида» и случаев, где он не был главной причиной смерти, его доля в общей смертности не превысит 3%. Для сравнения: за 2019 г. дорожные аварии и случайные отравления алкоголем вынесли из состава российского населения 27 700 человек.

То есть первая мера для выхода из кризиса – это реальная оценка ущерба и вывод коронавируса из фокуса общественного внимания. Но проблема COVID-19 при всей ее раздутости абсолютно реальная, и для ее пресечения и впрямь нужны ограничительные меры.

На самом деле конструирование ограничительных мер несложная оптимизационная задача. Про каждую из них надо знать всего три вещи: стоимость для экономики, дискомфорт для населения и число спасенных жизней в зависимости от масштабов принимаемых мер. Далее просто считаем оптимальный набор мер для вывода смертности на заданный уровень при доле недовольных граждан и финансовых расходах не выше заданных пороговых величин.

Или второй вариант: определяем стоимость человеческой жизни, скажем, в 10 млн руб., а дальше вычисляем точку, где сумма ущерба от смертности и стоимости мер по ее предотвращению достигает минимальной величины. Еще один способ: вводим обязательное государственное страхование всего населения на случай смерти от коронавируса со страховой суммой в те же 10 млн руб. и компенсируем ущерб от избыточной смертности солидными выплатами, оставляя экономику открытой.

Кстати, при страховании граждан на 10 млн руб. и числе погибших от COVID-19 в 30 000–35 000 человек в год сумма страховой выплаты составила бы до 350 млрд руб. Для сравнения: потери от остановки экономики без учета начавшейся второй волны сегодня оцениваются в сумму около 4 трлн руб. Это к вопросу о качестве принимаемых сегодня мер по борьбе с эпидемией.