Сословно-клановая пробка
Остановившиеся в России социальные лифты заставляют активистов искать параллельные власти вертикали
Российская элита практически не обновляется, она перешла в режим воспроизводства. Солидную долю мест в региональной власти и бизнесе занимают люди с одними и теми же фамилиями, члены семейных кланов. Власть все чаще наследуется, и, дополняясь собственностью, формируются династии, отменяя меритократический принцип формирования элит. Такие выводы делают исследователи из Института социологии РАН.
Региональная элита все больше напоминает номенклатуру брежневской эпохи. В ее рядах преобладают люди старшего и среднего возраста, молодежи и новых кадров – не более 10% (людей моложе 30 лет и вовсе 1%). При этом значительное влияние сохраняют «деды», поколение 70–80-летних «крепких хозяйственников». Они просто блокируют любые «рискованные» и просто «нетрадиционные» решения.
Ко все более костному консерватизму прибавляется прогрессирующее снижение разнообразия системы. В региональных элитах практически не осталось политических активистов, а доли представителей науки, культуры и образования снизилась до 3, 5 и 11% соответственно. Наверх попадают почти исключительно бизнесмены, аппаратчики и силовики. Носителей остальных компетенций в социальные лифты не сажают.
У всех, кто не попал в закрывшуюся элиту, остается несколько социальных стратегий. Самая очевидная – миграционная. Каждый четвертый молодой россиянин из провинции готов поменять место жительства на столицу. 19% регионалов считают, что «человеку с современными запросами в провинции жить трудно и неинтересно». Причем столицы высасывают не только самых амбициозных, но и «середняков», которые предпочитают непрестижную работу в Москве трудоустройству по специальности дома, но за низкую зарплату и все равно без перспективы карьеры.
А те, кто не уехал, создают «новые социальные лифты». Чем сильнее социальная депрессия, тем больше люди доверяют общественным организациям, видя в них параллельную власти социальную пирамиду. В регионах растет интерес к местной истории и культуре, развиваются местная идентичность и патриотизм. Люди пытаются создать для себя новые социальные ниши и сообщества, в которых можно реализовать творческий потенциал, изменить социальный статус не за счет роста доходов, а на основе критерия общественной полезности. Формируется «параллельная Россия».
Все это напоминает 1980-е, когда наряду с терявшими легитимность официальными институтами рождались параллельные миры со своей социальной иерархией, ценностями и этикой – от региональных патриотов до криминальных «пацанских» группировок или сообществ неформалов. В момент кризиса почти все эти автономные иерархии выступили против системы, в которой им не нашлось места.
Без раскрепощения социальной мобильности Россия обречена повторить этот трагический опыт. И главную угрозу для стабильности и развития несут узкие и закостеневшие элиты, закупорившие все капилляры социальной системы страны.