Нейтральных больше нет

Социальная инфраструктура стала системой фильтров

Охота, которую начали владельцы социальных сетей (а вслед за ними банки, юристы, медиа) на Дональда Трампа и его окружение, по риторике уже напоминает большие чистки в тоталитарных странах. Эмоциональная эскалация переросла в травлю, травля – в небывалую консолидацию обоих лагерей. Раскол, который начинался как политический, затем стал ценностным, а теперь ушел еще глубже – на уровень почти биологического, рефлекторного принятия или брезгливого отдергивания.

Мир оказался шокирован такой реакцией не меньше, чем штурмом Капитолия. Кто бы представил еще недавно, что Ангела Меркель заговорит о проблемах со свободой слова не в России или КНР, а в США? Растерянные инвесторы стали продавать акции сетевых платформ (Twitter в день блокировки Трампа подешевел в моменте на 12%), политические изгои – метаться по другим ресурсам. Но и там их настигали: Apple и Google фактически заблокировали сеть Parler, которая приютила новых гугенотов после Варфоломеевской ночи. Теперь вся надежда на Telegram, последнее прибежище свободного духа, – к счастью, Павел Дуров поссорился с американскими регуляторами еще при Трампе, но и в пророссийских настроениях его не упрекнешь.

В социальной памяти всплыло слово «маккартизм». Однако не правительство, сенаторы и конгрессмены, а частный бизнес стал наиболее ярким выразителем атаки на «антиамериканскую деятельность». Forbes, рупор крупного бизнеса, присоединившись к охотничьему гону, потребовал (вполне в духе 1950-х) ограничить в приеме на работу сотрудников информационных служб Трампа.

Стремительный переход бизнеса, который строил свою корпоративную легенду на независимости платформ, в область политической субъектности требует своего объяснения. Нейтральных больше нет. Это ключевой признак новой эпохи. Нейтральность оказалась фикцией, маркетинговым приемом для формирования трафика, хотя эту иллюзию вполне могли разделять и основатели компаний. Лидерам новой экономики оказался свойствен комплекс мессианства. Но требовался идеальный повод, который создал бы консенсус ненависти, – чрезвычайная ситуация, дающая сверхполномочия победителям. Twitter и Facebook воспроизвели эффект карточного домика: вынув пару карт, обрушили всю конструкцию сдерживаемых приличий. И в определенных кругах стало неприличным другое: не высказать своего презрения к проигравшим.

Что происходит, когда инфраструктура обретает субъектность? Она перестает быть инфраструктурой и становится системой фильтров. В крушении прежних иллюзий нет ничего плохого: мир выкраивался слишком предсказуемым и плоским, чтобы жалеть о его уходе. Диктатура толерантности требовала тошнотворной стерильности. Социальные сети превращались в фабрику шаблонного сознания. И Трамп – со своими комплексами нарциссизма – сыграл своим уходом важную роль, сказав, подобно герою Достоевского: а не отправить ли нам все эти логарифмы к черту, чтоб нам опять по своей глупой воле пожить?