Эмигранты еще могут послужить родине

Соотечественники как сеть спящих агентов

На последнем заседании Совет безопасности России демонстративно воздержался от обсуждения возросшей протестной активности городского населения страны. Высшие лица предпочли говорить о том, как осуществляется важная работа с соотечественниками за рубежом. Президент сразу дал понять, что «это большой пласт работы» и что «мы все отдаем себе отчет в том, насколько она важна».

«Ах! Только соотечественник может постичь очарованье этих строк!» – писал Иосиф Бродский в одном из стихотворений в год своего изгнания из СССР. И, конечно, не подозревал, что слово «соотечественник» полвека спустя станет фактически синонимом понятия «эмигрант». Соотечественниками станут называть представителей и потомков всех волн русской эмиграции – аристократической первой, военной второй, диссидентской третьей и постсоветской четвертой.

Или уже пятой? Ведь непонятно, как определять и считать. Русская диаспора последних 30 лет предельно размыта. Что объединяет сбежавших бандитов и ищущих реализации ученых, предпринимателей, спортсменов и художников? Эвакуированные семьи коррупционеров и честных дауншифтеров?

Отдельная история – миллионы русских людей, «забытых» в странах ближнего зарубежья после распада СССР. Это эмигранты поневоле: не они покинули страну – страна покинула их. Когда президент говорит о самой большой разделенной нации в мире и призывает в Совбезе к более эффективной работе с соотечественниками, он имеет в виду прежде всего именно этих людей.

Вообще, за пределами страны проживает около 30 млн человек, считающих Россию своей исторической родиной. Некоторые из них живут с обидой и злостью по отношению к бывшему отечеству. Однако большинство испытывает иные чувства. Все-таки на расстоянии родину часто любят, и чем больше расстояние, тем сильнее любовь и ностальгия. Но их спрятанному патриотизму пока не находится применения.

В России немало правительственных и общественных структур, отвечающих за работу с соотечественниками. Это многие тысячи сотрудников по всему миру, обычно отставные дипломаты. Их работа сводится к двум направлениям. Во-первых, это поддержка русских в странах СНГ, что действительно важно. Во-вторых, разнообразные культурно-просветительские проекты: концерты, выставки, лекции, конференции. Издаются книги, снимаются документальные фильмы. Все это носит заведомо мемориальный характер. Работа с соотечественниками традиционно воспринимается как необходимое обременение, а не как серьезный политический и экономический ресурс. И, соответственно, финансируется по остаточному принципу.

Русская диаспора традиционно не слишком консолидированна. Наши эмигранты, конечно, общаются между собой, но не склонны продвигать своих – во всяком случае так, как это принято, скажем, в кавказских диаспорах. Они не образуют закрытые этнические сообщества, как арабы или китайцы. Тем более – сообщества преступные (несмотря на популярность мифа о русской мафии). Им свойственно спокойно и постепенно вливаться в новую среду. С одной стороны, эта разобщенность мешает координации действий с ними. С другой – возникает некое подобие скрытой сети со спящими агентами, каждый из которых может в нужный момент проснуться.

Некоторые соотечественники принадлежат к высшей элите тех стран, в которых проживают. Прежде всего, это относится к потомкам эмигрантов первой волны – многие из них интегрированы в правительственные и деловые круги своих государств, войдя в западные элиты через аристократические браки и членство в закрытых клубах. Близость к старым семьям и неформальным властным структурам дает им возможности влияния, которых нет у дипломатов и шпионов. А ведь известно, что ключевые решения в западной политике, как и в транснациональном бизнесе, вырабатываются кулуарно. Публичная открытость хороша и сильна на низовых уровнях, а подлинная власть всегда спрятана.

У этих криптосоотечественников часто иностранные имена и фамилии, они могут не говорить по-русски и не посещать православных храмов. Для элит своих стран они абсолютно свои, говорят с ними на одном языке. Но при этом они помнят о своей русской идентичности и относятся к фамильной истории трепетно. Таких людей можно назвать тайными проводниками российских интересов, потенциальными операторами мягкой силы. Но пока их никто не мобилизовал.