Новая внешняя налоговая политика России: отрицание, гнев, принятие

Прошлый и отчасти этот годы запомнятся радикальным пересмотром российских соглашений об избежании двойного налогообложения

Прошлый и отчасти этот годы запомнятся не только пандемией, но и радикальным пересмотром российских соглашений об избежании двойного налогообложения (DTAA) с Кипром, Люксембургом и Нидерландами. Это сравнительно небольшие по российским меркам страны. Но с ними связан большой объем иностранных инвестиций в нашу экономику.

Список не закрыт: на очереди Сингапур, Швейцария, Гонконг. Предсказать, где этот процесс закончится и потребует ли следующего раунда пересмотра налоговых соглашений, сейчас сложно, но можно попытаться сделать разумные предположения на основании анализа истории вопроса.

Суперлиберальная гавань

На фоне стран-соседей, в первую очередь Украины и Казахстана, Россия исторически выделялась суперлиберальными налоговыми соглашениями. То есть с нулевыми или очень низкими ставками по переводам в популярные юрисдикции: 5% по дивидендам, 0% по процентам и роялти (5–0–0). Политика Казахстана была гораздо более взвешенной. Практически со всеми странами предусмотрены одинаковые ставки налога у источника: 5 или 15% по дивидендам и 10% по процентам и роялти. Украинские налоговые соглашения, как правило, предусматривают 5–15%-ный налог по дивидендам, 2–10%-ный – по процентам и роялти.

Что же сформировало российскую ультралиберальную модель? Скорее всего, исторический казус – советско-кипрское налоговое соглашение.

СССР уделял мало внимания заключению DTAA. Первое было подписано с США в 1973 г. и ограничивало лишь ставки налога на лицензионные платежи. Следующее – с ФРГ в 1981 г. Оно уже предусматривало 15%-ный налог на дивиденды, 5%-ный – на проценты и ноль по роялти. На этом фоне появляется советско-кипрское налоговое соглашение 1982 г. с нулевыми ставками по всем трем видам доходов.

Это определенно не было изменением налоговой политики. Конечно, было еще одно «нулевое» соглашение – с Великобританией в 1985 г., но эта страна никогда не была офшором в отличие от Кипра. Последовавшие налоговые соглашения 1985–1986 гг. с Италией, Нидерландами, Испанией и другими странами предусматривали 15% и выше налог на дивиденды, нередкими были налоги на проценты и роялти.

Сложно сказать, почему Кипр получил такие царские условия. Возможно, это был знак политической поддержки греков-киприотов в пику Турции.

В ситуации госэкономики бюджетных потерь из-за этих нулевых ставок не было. Но с распадом СССР Россия унаследовала сеть советских налоговых соглашений, в том числе с офшорным в 90-е гг. Кипром. Вывод сразу трех видов доходов в офшор с нулевыми ставками налога у источника?! Слишком хорошо, чтобы быть правдой, скажете вы. И будете правы. В большинстве известных автору стран свой пост терял бы каждый министр финансов, не организовавший денонсацию такого соглашения в течение года. У России 90-х, очевидно, были другие приоритеты, кроме безбарьерного вывода денег из экономики страны. Можно предположить, что к тому времени сформировалось и серьезное лобби, получавшее хорошие бонусы от этой ситуации.

Неудивительно, что и другие партнеры захотели получить условия не хуже, чем у Кипра. Новые налоговые соглашения заключались Россией по кипрской модели с небольшой корректировкой – 5%-ная ставка по дивидендам. В само кипрское соглашение эта корректировка была добавлена в конце 1998 г. Таким образом, ставка налога по дивидендам для Люксембурга была снижена с 10 до 5%, была обнулена ставка по процентам в швейцарском налоговом соглашении. Нидерландское соглашение было таким (5–0–0) изначально.

Новые правила и их противники

В памятной речи 25 марта 2020 г. президент Владимир Путин объявил о необходимости пересмотра ряда российских налоговых соглашений. Вскоре были названы параметры пересмотра – повышение ставки по дивидендам до 15% с оставлением льгот для публичных компаний и повышение ставки по процентам до 15%. Начались переговоры, которые проходили не всегда легко. Доходило и до разговоров о денонсации, но в итоге Мальта, Кипр и Люксембург согласились с российскими условиями. Нидерланды – нет.

Не хочу выступать в роли Капитана Очевидность, но реальных кипрских и люксембургских бизнесов, самостоятельно инвестирующих в Россию, мягко говоря, не так много. Часто речь идет о налогообложении российских же инвестиций, проходящих через эти страны, в силу чего баланс интересов сдвинут в российскую сторону. С Нидерландами другая ситуация: в России работают нидерландские компании. Оценки могут быть разные, можно им верить или нет. Издание NRC оценивало инвестиции нидерландского бизнеса в Россию в последние годы в 10–20 млрд евро. Это без учета «транзитных» компаний. Поднять ставку для таких бизнесов в три и более раз было бы неприемлемо.

Для нидерландского бюджета отсутствие налогового соглашения технически выгодно. Российские получатели нидерландских дивидендов начнут платить в Голландии 15%-ный налог на дивиденды после расторжения соглашения. А принять довольно жесткие условия, односторонне выгодные России, было неприемлемо по политическим соображениям. На слушаниях в парламенте Нидерландов удивлялись желанию России получить налоговые льготы для крупных и государственных компаний, повысив налоги на средние и малые компании, которые в понимании локальной нидерландской налоговой политики и должны быть первоочередными получателями льгот и мер поддержки. Далее нидерландское издание NRC недоумевает, в чем для России заключается смысл идти на повышение ставок налога на дивиденды до 15% для таких групп, как «Яндекс», X5, Veon, и ряда других? Ведь это уменьшит доходы российских инвесторов ровно на эти суммы. Еще один «совет» от голландцев – не менять соглашение, а использовать арсенал мер для борьбы с уходом от налогов, согласованный в многосторонней конвенции BEPS.

Техническим решением, удовлетворяющим интересы обеих сторон, могло бы стать сохранение льготных ставок для нидерландских резидентов при условии выполнения так называемого теста Limitation of Benefits. Речь идет о предоставлении льгот компании, если она не является транзитной, т. е. доказывает, что ее реальные владельцы – нидерландские резиденты. Но непонятно, обсуждалась ли эта опция.

Как бы то ни было, необходимо готовиться к прекращению налогового соглашения, и здесь возникает самый важный вопрос: будут ли достигнуты задекларированные цели – перекрытие каналов низконалогового вывода денег из России?

Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно посмотреть на появившиеся как грибы решения о переносе компаний из Нидерландов в юрисдикции с сохраняющимися налоговыми соглашениями с низкими ставками.

Что дальше?

Возможно, переговоры с Сингапуром и Гонконгом могут быть проведены по кипрскому сценарию, но у той же Швейцарии есть серьезные инвестиции в Россию. Для этой страны, как и у голландцев, возникнут проблемы повышения ставок для собственно швейцарских бизнесов. А у российских инвесторов в случае расторжения налогового соглашения появится уже не 15%-ный нидерландский, а 35%-ный швейцарский налог на дивиденды.

Расторгать швейцарское налоговое соглашение для России, согласно мнению многих комментаторов, было бы сравнимо с выстрелом во вторую ногу. Цена расторжения нидерландского налогового соглашения в части имиджевых и инвестиционных потерь – стабильности и предсказуемости условий ведения бизнеса для иностранных инвесторов, предсказуемости инвестиционного климата – и так будет достаточно высока.

В любом случае вряд ли будут быстро пересогласованы налоговые соглашения с большим количеством стран с сохраняющейся 5%-ной ставкой по дивидендам. Начиная с Германии и не заканчивая Австрией и Черногорией. Очевидно, что «схемотехники» устремят свой взор на ряд таких сохраняющихся соглашений.

При этом неминуемо встанет вопрос: а почему литовские, шведские, австрийские, финские, катарские и инвесторы еще из пары десятков стран будут иметь право на 5%-ную ставку налога по дивидендам, а нидерландские и швейцарские при этом должны платить 15%?

Строго говоря, и сейчас легальной возможности применения пониженных ставок в отсутствие реального бизнеса и реальных инвестиций нет, вопрос в контроле, отслеживании и дестимулировании злоупотреблений. Поэтому все дело не в повышении ставок в налоговых соглашениях, а в выстраивании системы отслеживания и борьбы со злоупотреблениями. Необходимые инструменты у российских налоговых органов уже есть в рамках как национального законодательства, так и международных соглашений (BEPS и др.).

Сами себя они не применят, и повышение ставок в отдельных налоговых соглашениях или расторжение налоговых соглашений никак не помогает этой цели. На годы сохранится масса других соглашений с низкими ставками, по которым условные уклонисты будут перескакивать с одного на другое, перенося «холдинги» из Нидерландов в Швецию и Латвию, оттуда в Австрию и т. д. Реальные же бизнесы будут фиксировать снижение прибыльности из-за возросших налоговых ставок и, возможно, сворачиваться.

Поэтому принимаемые меры в виде повышения налоговых ставок в отдельных соглашениях или расторжения налоговых соглашений будут скорее контрпродуктивными, не решая ключевых проблем, но порождая новые.

У российских налоговых органов есть опыт эффективного решения проблем массового уклонения и ухода от уплаты налогов в части НДС, дробления бизнеса, теневой экономики. Если будет поставлена задача борьбы со злоупотреблениями ставками международных налоговых соглашений – уверен, они могут быть решены без наказания для реальных инвесторов.

Трансграничным же бизнесам нужно запастись терпением на пару лет, не предпринимать необдуманных попыток «порешать ситуацию» через буферные решения – они легко отслеживаются, могут быть оспорены и не будут эффективными. Остается ждать нового российско-нидерландского налогового соглашения, которое, будем надеяться, появится скоро.