«Межсезонье»: революция внутри себя

В прокат вышел новый фильм Александра Ханта о подростковом бунте – бессмысленном и беспощадном

Девочка Саша (Женя Виноградова, снималась в сериале «Последний министр») и мальчик Данила (Игорь Иванов, снимался в сериалах «Знахарь» и «Лучше, чем люди») встретились глазами на многолюдной вечеринке, поднялись наверх и решили заняться сексом. Эротический опыт был прерван вероломным вторжением Сашиной мамы (Жанна Пугачева, известна по сериалу «Заключение») и сердитого отчима (Константин Гацалов, известный по сериалу «Краткий курс счастливой жизни»). Блудную дочь дома ждет резкий разговор в жанре «пока ты живешь в этом доме...» и «не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому». На следующий день Саша и Данила решают, что нужно вместе сбежать куда глаза глядят, а там будь что будет.

«Межсезонье» – второй фильм режиссера и сценариста Александра Ханта (его полнометражный дебют «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» (2017 г.) был отмечен призом на фестивале в Карловых Варах и получил кинопремию «Ника» как «Открытие года»). Картина вдохновлена нашумевшей в 2016 г. историей псковских подростков Дениса Муравьева и Кати Власовой, которые убежали из дома, раздобыли огнестрельное оружие, обстреляли наряд полиции и покончили с собой. Хант не экранизирует эти события, а использует их скорее как отправную точку для своего киновысказывания. Как материал для размышлений и обобщений.

/ Central Partnership

Подростки, конечно, народ противный. Грубят, ерепенятся. Бросают в лицо: «Ты мне не отец!» Могут пропасть на всю ночь и трубку не брать, пока взрослые тут волнуются, с ума сходят. Нарочно роняют со стола чашки с чаем, и плевать, что мать только что все вымыла. В ключевой сцене «Межсезонья» мамы Саши и Данилы громко спорят о причинах подросткового деструктивного поведения. Одна все объясняет переходным возрастом. Другая – неправильным воспитанием. Режиссер Хант не соглашается ни с той, ни с другой. Он хочет представить проблему шире и интерпретирует поведение своих героев как неизбежный и давно назревший социальный бунт нового поколения против обанкротившегося мира, в котором, не чуя себя, живут их родители.

В этом авторском взгляде и важное достоинство фильма, и его главная слабость. Хант непременно желает осмыслить молодежный бунт в терминах и образах 60-х – славного времени, когда беспечные ездоки бороздили просторы забрийски-пойнтов, а презиравшие буржуазный миропорядок Мишели Пуакары наперегонки мчались к свободе на краденых автомобилях. Тема бунта в «Межсезонье» влечет за собой длинный шлейф программных реминисценций из кинематографа той эпохи – от, само собой, «Бонни и Клайда» (это диктуется уже фабульным материалом) до французской «новой волны» (в первую очередь Жан-Люка Годара). Вслед за Годаром Хант включает в игровую картину документальные кадры. Как и Годар, он неравнодушен к стремительному монтажу и надписям на стенах и заборах – семантика написанного слова становится у него частью сюжета, комментируя и остраняя происходящее. В правильном кино о бунтарях без причины должна во весь голос звучать музыка нового поколения, и Хант снабжает картину богатым саундтреком, заменяя, как того требует время, устаревший рок-н-ролл на «Пошлую Молли», «Дайте танк» и Алису Тен (интересно, что суровый отчим Саши как раз предпочитает рок-группу «ДДТ»).

/ Central Partnership

Молодежный бунт 60-х имел левацкую политическую окраску, и Александр Хант не хочет игнорировать эту важную составляющую. Обучая Данилу быть свободным, Саша прямо заявляет, что «нужно устроить революцию», и, кажется, только понятная осторожность заставляет авторов после выразительной паузы добавить оговорку: «революцию внутри себя».

Ну-ну. Зрителю устраивают экскурсию по комнате Саши, а там весь дежурный набор: фотографии Красного мая 68-го года, контемпорари арт 70-х (Марина Абрамович и Улай) и даже портрет Эриха Фромма. Идеальная комната идеальной бунтарки. Не хватает только протестов против войны во Вьетнаме.

«Межсезонье» действительно хорошее кино, умело управляющее эмоциями зрителя. Смелое и по форме, и по содержанию. Совмещающее свободный, раскованный киноязык с качественно выстроенным сюжетом. Но, репрезентируя подростковый бунт через милые его сердцу культурно-идеологические шаблоны 60-х, режиссер говорит не столько о своих героях, сколько о себе, и поступает в какой-то степени как те самые нехорошие взрослые, что проецируют на подростков свои комплексы и предпочтения. В итоге запланированный портрет нового поколения превращается в автопортрет самого художника, его романтических мечтаний и представлений, как именно надо правильно бунтовать.

Это приводит к тому, что главные герои парадоксальным образом оказываются здесь самыми блеклыми, если не сказать жестче – безликими. Мы наблюдаем их в печали и радости, слышим, как они откровенничают, но не знаем о них, в общем-то, ничего – кроме того, что оба любят своих матерей и не чувствуют себя в этом мире как дома. Саша в конце фильма, кажется, точно такая же, как в начале, будто ни побег из семьи, ни дальнейшие события не произвели в ней никаких перемен. Данила претерпевает некоторую эволюцию – например, когда впервые ощущает, какую власть над окружающими дает заряженное огнестрельное оружие. Но режиссер не желает углубляться в эту темную тему: юность для него священна и всегда права, ее чистоту нельзя осквернять психологическим анализом и неудобными вопросами.

Зато неудобные вопросы можно и нужно задавать взрослым, и особенно много их адресовано главному антигерою, отчиму Саши. Он-то и оказывается самым интересным персонажем – с полноценным характером и неразрешимыми внутренними противоречиями. Привыкший, как настоящий мужик, решать все вопросы, он оказывается в ситуации, на которую никак не может повлиять. Чувствует свою вину и одновременно изо всех сил сопротивляется этому неприятному чувству. Разрывается между желанием вернуть все, как было, и свернуть этой балде Сашке шею. Словом, актеру Гацалову, в отличие от юных коллег, определенно есть что играть.

И еще, поскольку перед нами трагедия, в ней есть и хор. В финале появляется ватага молодых ребят в темных одеждах, идет прямо на зрителя и, ломая четвертую стену, смотрит на него с немым укором. Молчаливый хор, призывающий зрителя к ответу и, пока тот не будет дан, отказывающий ему в законном праве на катарсис, – наверное, один из самых эффектно придуманных финалов в российском кино последних лет. Жаль только, что история Саши и Данилы не соответствует такому высокому уровню обобщения, и это не дает финалу зазвучать в полную силу.

Как бы то ни было, «Межсезонье» – изобретательно придуманная и нетривиально сделанная картина, которая заслуживает внимания. В конце концов, не так часто встречаются российские (да и не только российские) фильмы, где режиссер умело цитирует французское кино от Годара до Франсуа Озона, не впадая при этом в потешное самодовольство и не нанося сокрушительного ущерба внятности повествования.