Забастовка на Ford Sollers – модель социального протеста времен санкционного кризиса
Требования забастовщиков невыполнимы. Что будет делать власть?
Иногда протест становится частью стратегии выживания. В этом смысле история с Ford Sollers может стать тестом и для носителей протеста, и для власти
На всеволожском заводе Ford Sollers забастовка. Социологически – первый модельный образец одной из форм социального протеста времен санкционного кризиса. Судя по всему, все требования забастовщиков – просто по экономике предприятия и в силу упавшей покупательной способности тех, кто предъявлял спрос на его продукцию, – невыполнимы. И это только первый кейс в ряду других надвигающихся протестных историй 2015 г.
Да, в силу особенностей конформистского российского менталитета, по той причине, что анестезирующее действие крымской консолидационной пилюли еще не закончилось, большинство предпочитает выживание протесту. Даже отмена горизонтальной мобильности сразу в нескольких регионах страны (электрички) не спровоцировала массовой социальной напряженности. Хотя в результате напрягся президент, оценив цепочки рисков для власти в случае, если эта самая власть архаизирует жизнь россиян до уровня доиндустриальной эпохи.
Тем не менее иногда протест становится частью стратегии выживания. В этом смысле история с Ford Sollers может стать тестом и для носителей протеста, и для власти.
И здесь пока для описания ситуации нужны не утверждения, а вопросы. Насколько массовым может оказаться протест в этом конкретном случае (руководство утверждало, что бастует всего 10% рабочих)? Насколько протест заразителен – пройдет он в масштабах предприятия либо все-таки отрасли или региона? Будет ли он тиражироваться по стране? Какова сравнительная переговорная сила руководства и рабочих – в том числе с точки зрения готовности и способности сторон идти на компромисс? Очень важный вопрос – как в условиях тотальной безнаказанности властей всех уровней, их привычки быть политически неподотчетными гражданам поведет себя руководство предприятия(ий), региона, страны? Начнут ли истерить, а значит, политизировать действия бастующих/протестующих? Объявят или не объявят рабочих экстремистами, устроят или не устроят акцию по модели Новочеркасск-1962? Состоятся ли не заводские забастовки, а протесты по профессиональному признаку (как митинги врачей в Москве в прошлом году)? Включит ли власть механизм судебных репрессий?
В тот момент, когда ЦБ снизил ставку до 14%, стало казаться, что власть начинает привыкать к ситуации перманентного кризиса. А значит, испытывает иллюзию, будто экономика вышла на плато new normal. И неприятности рассосутся сами собой, как и говорил президент, года за два.
Однако «социальный год», как определяет это явление экономист Татьяна Малева, начинается в сентябре. Когда огромные массы людей, перетерпев постсанкционную весну и пережив беспечное лето, вдруг обнаруживают, что работы нет, инфляция остается проблемой номер один, у выросшего за лето сына, которому идти в школу, руки прутьями торчат из прошлогоднего пиджака, а новый купить не на что.
И какое же это new normal, если оно совсем не normal? И если нет никакой возможности заработать даже в неформальном секторе, как тут не начать искать иные способы решения проблем и не задуматься над итоговой ценой Крыма и всепрощающей консолидации?
Автор – руководитель программы Московского центра Карнеги