Утомленные недвижимостью

Есть такой анекдот (правдивый) из жизни поэтов Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака. В 1933 г. Мандельштамы получили квартиру в кооперативном писательском доме в Нащокинском переулке. Пастернак зашел взглянуть на новое жилище друзей и, уходя, сказал: «Ну вот, теперь и квартира есть – можно писать стихи». «О. М. был в ярости, – пишет Надежда Мандельштам. – По его глубокому убеждению, ничто не может помешать художнику сделать то, что он должен, и обратно – благополучие не служит стимулом к работе. Вокруг нас шла ожесточенная борьба за писательское пайковое благоустройство, и в этой борьбе квартира считалась главным призом. Несколько позже стали выдавать за заслуги и дачки... Слова Бориса Леонидовича попали в цель – О. М. проклял квартиру и предложил вернуть ее тем, для кого она предназначалась, – честным предателям».

После этого разговора Мандельштам написал стихотворение «Квартира тиха, как бумага». Отложив временно в сторону все по-настоящему глубокие, «некрасовские» темы этих стихов, сосредоточимся на недвижимости. Потому что это стихи и о недвижимости в том числе: о том, что творцу не обязательно иметь удобный кабинет с библиотекой, чтобы творить. Если человек начинает творить строго по получении квартиры, то он скорее «чесатель колхозного льна» и «чернила и крови смеситель». Далеко не всем великим поэтам и художникам удавалось даже к концу жизни заполучить «писательские квартиры» и мосховские мастерские. Многие и вовсе не знали, что это такое.

Редкие из больших художников начинают с обустройства просторной и удобной мастерской. Рене Магритт большую часть жизни работал в маленькой столовой своего дома. Он аккуратно собирал кисти и краски, когда жена напоминала ему, что пора обедать. Жоан Миро получил в свое распоряжение прекрасную мастерскую на Майорке в возрасте 63 лет, когда уже стал тем, кем стал.

Не забудем, конечно, и о том, что никакая настоящая религия не начиналась с храма, скорее с людей, готовых к лишениям и открытиям.

Это справедливо во всем. Захватывающие предпринимательские истории редко начинаются с прозрачного офиса в центре города. Гаражи не зря превратились в бизнес-миф – многие компании и правда начинались в гаражах, потому что денег на аренду у предпринимателей в начале пути нет. Создание выдающегося научного центра редко начинается со строительства модного кампуса. Скорее им заканчивается.

Нельзя, конечно, говорить, что если дело начинается с недвижимости, то дело это пропащее, но часто бывает именно так. Особенно часто это бывало так в советское время. СССР был страной «писательских квартир» и мастерских, где работали писатели-доносчики и художники-конформисты. «Квартирный вопрос» был одним из важнейших социальных феноменов, сформировавших советское общество. Но квартирный и офисный голод явно не был утолен, ведь сразу же после распада Советского Союза в России началась гонка за недвижимостью, не прекратившаяся до сих пор. Проект в официальной России не проект, если он не получит земли и статусного офиса. Это касается государственных инновационных проектов, включая «технологическую долину» МГУ, «Роснано», «Сколково», касается вновь построенного Дальневосточного федерального университета и даже парламента.

Забавно наблюдать, как члены Совета Федерации, являясь кем угодно, но не парламентариями, придирчиво выбирают себе офис и останавливаются на проекте большого здания с колоннами, отдаленно напоминающего американский Капитолий. Российское общество, даже образованная и ответственная его часть, поражено мышлением «от недвижимости». Это не то чтобы плохо само по себе. Можно и так жить, пока есть деньги. Но логика Мандельштама неизбежно напомнит о себе, когда и если деньги перестанут расти на деревьях.