Кривая оптика власти

Как раздвигаются границы дозволенного в политической культуре
Элиты строят реальность из своих собственных зеркал, как Кай, который складывал из льдинок одно известное слово. И становятся нечувствительными – к пошлости, бестактности, собственной глупости

У них все как-то странно с оптикой, с линзами, с тусклым стеклом, сквозь которые они смотрят на мир.

В санкциях Запада депутату Яровой привиделась блокада Ленинграда. На самом деле это контрсанкции лишили людей еды и разогнали потребительскую инфляцию до непристойных для развитых стран масштабов. Это не «блокада Ленинграда» (как только язык повернулся такое произнести?), а «бомбежка Воронежа» – если, конечно, смотреть на мир с помощью нормальной оптики.

Сквозь оптический прицел смотрит на мир Рамзан Кадыров. Это его специфическая война – продолжение охоты другими средствами. В виртуальном мире, не видя противника в лицо, так просто говорить о нем на диалекте партийной прессы конца 1940-х – начала 1950-х. В виртуальном мире легко убивать, как и не очень сложно «болеть» за «наших» на войне, манипулируя пультом от телевизора как гашеткой. Увлекает так, что забываешь о пропавшей из холодильника еде, – наши с турками играют в сбитых летчиков, какой счет? Но от виртуального убийства-игры до реального – и история Бориса Немцова тому доказательство – один шаг. От языка вражды до прямого действия – расстояние выкуренной в подворотне сигареты.

В их оптике даже невидимые часы патриарха отражаются на полированной поверхности стола. Вот уж в самом деле опиум для народа – политические и оптические фокусы в одном флаконе. А отчетливо видные часы пресс-секретаря не являются основанием для увольнения в стране, выпадающей из категории государств со средним доходом. Все беспокоились за «ловушку средних доходов» – так ее больше нет. Есть ловушка «закрепленной бедности».

«Ты жизнь видишь только из окна моего персонального автомобиля», – говорил товарищ Саахов своему шоферу Джабраилу. Но никогда нога современного товарища Саахова не ступала в сурковский межеумочный сезон, длящийся в России по полгода – «околоноля», – на собянинскую плитку. Иначе бы он, поскользнувшись, уже передвигался бы на костылях. Это только Гарун-аль-Рашид, переодевшись в платье простолюдина, отправлялся в ночной Багдад изучать подлинную жизнь своих подданных. Нынешние лишь видят свое отражение, скользя по казенным паркетам, узнававшим еще тень Сталина в мягких сапогах. В лучшем случае они скользят по катку, проносясь мимо мумии вождя, – постсоветская мистерия, полет кремлевских валькирий... А вот Гарун-аль-Рашид, выйдя ночью на голый, как тундра, простор плиточных тротуаров, с непривычки свернул бы себе шею. И не видать калифу его обольстительных гурий...

Элиты строят реальность из своих собственных зеркал, как Кай, который складывал из льдинок одно известное слово. И становятся нечувствительными – к пошлости, бестактности, собственной глупости. Словами и видеообразами они переходят все красные линии и границы дозволенного в политической культуре. А когда слово сказано, образ продемонстрирован и все остаются безнаказанными – получается, что дозволено еще больше. Сначала обозвать оппозицию словами товарища Вышинского, потом взять ее на прицел... Бога нет, Маркса нет, Путин и встреча с ним под камерами с кривыми зеркалами есть – значит, все дозволено.

Автор – директор программы Московского центра Карнеги