Зачем Владимиру Путину обострение с Грузией

Когда во второй половине дня 21 июня в погранслужбу ФСБ, Минтранс, отраслевому вице-премьеру Акимову и в «Аэрофлот» пошли звонки из приемной президента, все было сделано так, чтобы дошло до каждого: президент принял решение, а теперь все вместе мы будем его исполнять. Налицо воля первого лица во всей своей суверенной неисполнимости, это не Кремль решил ввязаться в Грузию, а Путин лично.

После заседания Совбеза 21 июня из приемной снова пошли звонки, теперь уже аграрному вице-премьеру Гордееву, главе Россельхознадзора Данкверту, т. е. той части президентской рати, что отвечает за гастрономическую и экологическую безопасность. Переход от полетов к вину случился с космической скоростью, ни одна из прежних продовольственных войн – от мясных с Польшей до первой винной с Грузией 2006 г. – не разгоралась так быстро.

Что произошло? Пропаганда раздувает инцидент с депутатами Гавриловым и Земцовым, будто речь о папских легатах в Константинополе. Но мне кажется, что объяснять дело самой Грузией бессмысленно. Да, есть и неприязнь, и личное, но объективно, когда нужно, президент умеет справляться с эмоциями, как было, например, в истории с Турцией и сбитым российским пилотом. Здесь объективно справляться было не нужно, т. е. существовала рациональная причина эскалации, причем эта причина была очевидна для президента, но совершенно не очевидна для исполнителей. Даже Совбез, после которого все и закрутилось, изначально собирали, чтобы обсудить ситуацию в Ормузском проливе, а не протесты в Тбилиси, на которые, откровенно говоря, даже МИД до поступления команды не обратил особого внимания.

Спекулировать, зачем президенту Грузия, можно долго: от желания показать «сильную руку» накануне саммита в Осаке до предотвращения цепной реакции смены режимов вокруг РФ, запущенной в Молдавии при соучастии самой Москвы. Но в спекуляции нет нужды. Энтузиазм первого лица, спроецированный на внутриполитическую повестку, изобличает мотив. Президенту не нравится, что происходит в стране. Он не хотел бы, чтобы граждане так много думали о ее жизни, а не о национальных интересах.

Сложно представить картину субъективной оценки опасностей нарастающего сопротивления материала, обобщенно «российского общества», вмешательствам со стороны госаппарата. Но можно взвесить объективные обстоятельства. В сегодняшней картине нет ничего опаснее для президента, чем дело Ивана Голунова.

На прямой линии Путин стремился поставить в деле точку: человек невиновен, мы его отпустили – что еще нужно? Отсутствие заигрываний с темой 228-й статьи, президент даже не захотел пофантазировать на тему ее смягчения, как и на тему реформы правоохранения, – первая улика. Не будет не только реформы «народной» 228-й статьи, но и каких-либо изменений в работе правоохранительной системы.

Вторая улика – возможное двойное дно дела Голунова, его проекция на затяжную войну между главками ФСБ, о чем написал журналист «Новой газеты» Андрей Сухотин. Сославшись на эмоциональную реакцию, президент фактически отказался комментировать арест начальника банковского отдела управления «К» ФСБ полковника Кирилла Черкалина, у которого дома нашли 12 млрд руб. наличными. Коллеги Черкалина говорят, что деньги ему подкинули.

Автор – социолог, приглашенный эксперт Московского центра Карнеги