Когда все звезды сошлись в защите
Кампания цеховой солидарности – это, по сути, институциональные, общегражданские требования
Впервые после 1991 г. российское общество созрело для работающих институтов и выгрызает их из авторитарной системы шаг за шагом
Если вы помните, то лейтмотивом президентской кампании 2012 г. стала фраза «Если не Путин, то кто», которая в том или ином виде, пусть и потрепавшись со временем, до сих пор живет в народном сознании. Само по себе это выражение демонстрирует исключительную институциональную слабость современной России и уверенность, что решение проблем возможно исключительно в ручном режиме.
На протяжении более чем 20 лет после распада Советского Союза среднестатистическому россиянину было важно не то, как функционирует парламент вообще, как работает судебная система в теории или как формулируется новый закон о полиции. Ему было важно, кто персонально может решить его проблему – от директора школы до президента. В ситуации общей нестабильности это казалось весьма разумной тактикой.
Неудивительно, что дарованные в 90-е как бы из ниоткуда сверху демократические процедуры, благодушно записанные в Основном законе, довольно быстро пришли в упадок и перестали работать хоть как-то: так ржавеет механизм, которым долго не пользуются. Если говорить языком уличного плаката, доставшаяся даром абстрактная свобода была не столько похищена, сколько сгнила забытая и (почти) никому не нужная.
Массовые протесты в России начались зимой 2011–2012 гг., и, кажется, у общества – по крайней мере у прогрессивной его части – эти 7–8 лет ушли на очень неспешное осознание необходимости именно институциональных перемен. Проще говоря, на понимание того, что станет лучше, если суды и полиция заработают для всех одинаково, а не если заменить абстрактно Путина и Собянина на Навального и Яшина.
Для этого потребовалось, чтобы система ручного управления пошла вразнос и ее репрессивный департамент стал все чаще давать сбои – не только принимая сомнительного качества запретительные законы для точечного устрашительного применения, но и все чаще бросая случайных людей за решетку.
Человеческая эмпатия, базовый наш инстинкт, работает лучше любого учебника по гражданскому праву. Если ты видишь, что такого же, как ты, могут ни за что избить и посадить в тюрьму, что такому же, как ты, могут подбросить наркотики или сломать ногу на пробежке, ты вполне логично делаешь вывод, что это может произойти и с тобой и «остаться в домике» не получится ни у кого, как справедливо заметил Юрий Дудь в своей речи на церемонии GQ.
Именно отсюда и произрастает наш новый, родившийся на деле Ивана Голунова и закрепляющийся теперь на деле Павла Устинова институт цеховой солидарности, а точнее даже сказать – звездного жюри присяжных, от Ивана Урганта и Саши Петрова до Максима Галкина и Тины Канделаки: если за тебя выскажется достаточно много лидеров общественного мнения, то за тебя выскажется еще больше лидеров общественного мнения, и ты будешь спасен.
Да, по форме это все еще апелляция к персоналистским решениям в ручном режиме – что-то в духе «товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка», только на современный лад. Но по содержанию это именно институциональные, а потому общегражданские требования. Впервые после 1991 г. российское общество созрело для работающих институтов и выгрызает их из авторитарной системы шаг за шагом.
Автор — сооснователь KF Consulting