«Бред вдвоем»: спасение в ближнем

В Театре им. Ермоловой представили камерный спектакль по абсурдистской пьесе Эжена Ионеско

Французский драматург XX в. Эжен Ионеско считал театр абсурда театром правды, способом обнажить спутанность действительности и нащупать душу бытия, разоблачая то, что принято считать реальным и логичным. «Бред вдвоем», написанный в 1962 г., нередко ставили, в том числе в Москве, и ранее. Но до сих пор обращение к пьесе – определенный риск для постановщика: ему придется знакомить зрителя с неудобной для восприятия историей, где многое может показаться странным, слова и ситуации – лишенными смысла.

/ «МДТ им. М.Н. ЕРМОЛОВОЙ»

«Улитка и черепаха – это одно и то же», – говорит Она (Наталия Селиверстова, играет в сатирической антиутопии Талгата Баталова «(Не)идеальный Че»). «Да нет же, это разные животные», – отвечает Он (Дмитрий Павленко, которого также можно увидеть в спектакле Театра Ермоловой «Демон»). По сюжету безымянные мужчина и женщина, находясь в одной квартире, спорят по всякому поводу, включая такой на первый взгляд незначительный. 17 лет назад она ушла от мужа и детей, которых «не было, но могли быть». А ему «случалось быть гостем принцесс, у которых декольте до пупа», и он думает, что мог бы стать поэтом, но не стал. А вокруг – выстрелы, взрывы и приближающийся к их двери топот. В пьесе личная война расположилась внутри вселенской. В спектакле же осталась только внешняя, большая. Из отношений вытек яд вражды, а на его месте растопилась нежность – странная, горькая, смешная.

Их перепалки – не ссоры, а игра, искривленный способ признаться в любви (мол, видишь, как ты мне не нравишься, а я все равно рядом). Кажется, ругаются, но Он каждое слово говорит с улыбкой, а Она – с кокетством. Бранясь и споря, Она примеряет разные шляпки – ей хочется нравиться. А Он, препираясь, любуется ею, сдувает пылинки с берета и волос и ласково отряхивает плащ. Они выглядят почти счастливыми, хотя вокруг, как сказано в чеховской «Чайке», «холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».

Пространство Новой сцены театра им. Ермоловой небольшое, а герои и вовсе существуют на крошечной вершине своеобразного холмика (художник – Серафима Бескосная). В полу у него люк, кругом висят и валяются двери, оконные рамы. На первый взгляд что-то вроде чердака, но он еще напоминает и курган, и обломок планеты, маленький астероид, летящий по космическим безднам, и вулкан, ставших их ненадежным домом. В таком мире не к чему прикрепиться, не на чем удержаться, трудно не соскользнуть. Им остается только хвататься друг за друга, чем и спасаются. Даже сцена, где, казалось бы, просто пьют пиво, становится парным танцем.

/ «МДТ им. М.Н. ЕРМОЛОВОЙ»

Камышникова (автор спектаклей «Шествие» в «Студии театрального искусства», «Счастливые дни» в «Мастерской Петра Фоменко» и др.) поставила спектакль о поиске спасения в мире, безжалостном к человеку. Спектакль условно поделен на несколько частей. Сначала он идет по тексту пьесы, и его герои здесь немного напоминают персонажей старинной итальянской комедии масок Арлекина и Коломбину. В их пластике есть что-то кукольное, в интонациях – преувеличенное, «игрушечное». Это почти клоунский номер, который обрывается внезапными слезами героини.

Следующий эпизод поставлен по «Сказкам для детей моложе трех лет» Ионеско, и именно он выходит особенно пронзительным. Артисты снимают плащи, остаются в простой черной одежде и, казалось бы, просто говорят, а получается чудо. Она рассказывает сказочные истории о семье, где всех звали Жаклин, о девочке, летавшей с папой на луну, о маме с цветами в волосах. Он слушает, снова любуясь. Что-то чистое, простое и хорошее есть в этом разговоре глаза в глаза: актриса будто обращается к каждому лично и так заразительна, что фантастические картины ее рассказов становятся почти осязаемыми.

Затем действие возвращается к пьесе, только это уже не те недотепы-озорники, что вначале, а два сгорбленных старика. Они узнают, что кончилась война, но им по-прежнему страшно, а вокруг по-прежнему темно. И тогда герои ложатся на вершину своего холмика: его голова у ее ног, у ее головы – его ноги. Сливаются в одно. А над ними – темная бездна космоса и звезды, красивые, но безразличные.

Ионеско настаивал, что его пьесы в конечном счете про поиск выхода из тьмы, даже если их трагичность могла казаться непреодолимой. В то же время присутствие надежды в его текстах совсем не так очевидно. Но Камышникова собрала всю пыльцу с этих редких цветов и впустила в спектакль. Он не сентиментален, в нем чувство ужаса остро, героям почти нечем защищаться от обволакивающего небытия. Смысл скользит, слова звучат беспомощной попыткой понять и назвать, что происходит. Но даже посреди хаоса находится место ясности и правде, простой и сокровенной истине: эти двое есть друг у друга.