«Авлабар, или Новая Ханума»: «полюблять жизнь»

В МХТ им. Чехова премьера – красочный мюзикл о хитросплетениях любви

Авлабар – один из старейших районов Тбилиси и место действия знаменитого водевиля XIX в. Авксентия Цагарели «Ханума». По сюжету разорившийся князь желает жениться. Невесте он может предложить только титул и герб, денег у него не осталось. Но богатому купцу с дочкой на выданье как раз это-то и нужно. Правда, она влюблена в племянника князя и за нелюбимого замуж не хочет. Две свахи-соперницы Ханума и Кабато плетут любовные сети, чтобы устроить дело в своих интересах.

Пожалуй, самой известной постановкой «Ханумы» был спектакль 1972 г. Георгия Товстоногова в БДТ. Позднее была записана телеверсия. Кстати, режиссер Виктор Крамер учился как раз у него. Но сходства между этими работами практически нет. В частности, был сделан новый перевод, написаны оригинальные песни, поверх сюжета сочинены сцены, диалоги, ситуации. А главное – смещен акцент с истории как таковой и действующих в ней героев на театральные эффекты, танцы, вокальные номера и впечатляющую сценографию. Иногда действие становится практически цирковым по ритму, по атакующей яркости подачи, по плотности «фокусов», находок и забав. Это и неудивительно: Крамер – мастер подобных действ. Чего стоит только знаменитое на весь мир «Снежное шоу», которое он ставил вместе со Славой Полуниным (знаменитый клоун, мим, основатель мим-театра «Лицедеи», создатель «Снежного шоу» и др.). Здесь цирк игровой, клоунский, воздушные гимнасты не летают. Но зато парит над сценой Ханума (Ирина Пегова – актриса театра и кино, известная по фильмам «Прогулка», «Экипаж» и др.), сидя на подвешенных к гигантскому хинкали качелях.

/ МХТ им. А. П. Чехова

Художником выступил сам режиссер, равно как и в предыдущей своей работе в МХТ им. Чехова. В 2021 г. он поставил «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена» с Константином Хабенским (актер театра и кино, ныне – худрук МХТ им. Чехова) в заглавной роли. Там сценография тоже впечатляла размахом и без полетов опять не обошлось – герои взмывали на воздушном шаре.

«Сердце» пространства в «Хануме» – большущий камень, балансирующий на камушке поменьше. А на его поверхности сгрудились домишки. На них проецируется видеоизображение, которое делает их то цветными, то черно-белыми. То облака идут вдоль фасадов, то красное солнце заливает крыши. Вроде бы – узнаваемый грузинский пейзаж.

В костюмах также присутствуют национальные мотивы (хотя это, безусловно, стилизация, этнографическая точность целью не была). Герои говорят с характерным акцентом. В музыке и танцах, в пластике и жестах, даже в реквизите немало народного колорита. Но все равно кажется, что настоящее место действия – никакой не тбилисский Авлабар, а что-то вроде тридевятого царства. И жанр напоминает музыкальную сказку. Несмотря на наличие в спектакле конкретных жизненных деталей, реальность его крайне условна. Время и вовсе нельзя определить – это нечто среднее между «когда-то», «всегда», «никогда» и «теперь».

/ МХТ им. А. П. Чехова

Думается, в идее спектакля принципиально важным было не название, т. е. не сама пьеса «Ханума», а настроение и жанр. Некая комедийная канва, легкий сюжетец, который можно расцветить, взвихрить, насытить игрой. Постановка очень старается зрителя развлечь, закружить в полукарнавальном безумстве, высвобождая смех, расталкивая уснувшую радость. Может показаться, что она сама по себе наивна и от публики требует того же – замечательного бесхитростного простодушия. Отчасти так и есть. Но в то же время замечаешь, что здесь присутствует не только наивность, но и ирония над ней.

Артисты не столько играют, сколько куражатся, словно посмеиваясь над своими персонажами. Такое буйное озорство обычно бывает на капустниках и некоторых студенческих спектаклях. И уж в чем премьере не откажешь, так это в динамике и задоре. Это нередко сбивает мелодию действия. Оно как будто мчится вперед рывками, то и дело задыхаясь от спешки и рискуя оказаться загнанным.

Герои внутренним объемом не отличаются. Они устроены ясно и просто, немного напоминая маски комедии дель арте. Но полной рифмы между спектаклем и традицией итальянской народной комедии не возникает. Там характеристика не только фиксирована и однозначна. Она еще и акцентирована, выпукла, определенна в своих контурах и отражается в строго заданном пластическом рисунке. Тут все значительно вольней. Это и позволяет создать хотя бы небольшую амплитуду внутренней жизни персонажей. Но в целом основное внимание в спектакле сосредоточено не на них самих и сюжетах их судеб, а на частностях, на комических ситуациях. Однако эти мелкие стеклышки, как в калейдоскопе, все же образуют единый узор – и он, конечно, о любви.

Спектакль хорош в рамках поставленных перед ним задач. Должен радовать – и радует. Должен развлекать и отвлекать – справляется. Создан помогать эмигрировать из суровой реальности в сказочное королевство, где все хорошо, даже когда как будто плохо, – и помогает.

После премьеры невольно вспоминаются слова из одной статьи об упомянутой комедии масок. Они здорово подходят к этому спектаклю и звучат так: «Дурачества комедии дель арте были мудрыми, они содержали важнейшую мысль о том, что следует, если воспользоваться языком Льва Толстого, «полюблять жизнь».