Турция останется с собой

Напряженная кампания парламентских и президентских выборов 2023 г. в Турции вдохнула новую жизнь в дискуссию о возможной смене вектора внешней политики страны.

В последние годы правящая элита Турции воспринимала Россию как важный ресурс наращивания стратегической автономии страны. Этим был обусловлен интерес Турции к формату БРИКС, покупка российских ЗРК С-400 и строительство газопровода «Турецкий поток» по дну Черного моря. Действующий президент Реджеп Эрдоган причислял крепнущие связи с Россией к успехам своего правления, отмечая строительство первой в истории страны АЭС «Аккую» и обсуждаемый проект энергетического хаба.

Но главный соперник Эрдогана на выборах Кемаль Кылычдароглу предложил иной, горячий нарратив. Обозначив перспективы продолжения партнерства Анкары и Москвы в открытом письме российской аудитории 27 апреля, через две недели он в Twitter потребовал от «российских друзей» «убрать руки от Турции».

28 мая в Турции пройдет второй тур президентских выборов, кандидаты идут ноздря в ноздрю. Но наивно ожидать полной «нормализации постэрдогановской Турции», т. е. ее возвращения на позиции проводника западных интересов, – даже в случае победы Кылычдароглу. За последние 20 лет внешняя политика страны действительно претерпела существенные изменения, но отнюдь не только под воздействием Эрдогана.

В 2000-е гг. действующий президент поддерживал курс на европеизацию и включение Турции в систему либерально-рыночных отношений. Но на волне вызовов, связанных с «арабской весной» 2011–2013 гг. и последующими событиями в Сирии, в Турции произошло усиление исламской идентичности. Несколько разочаровавшись в своем союзе с Западом, Турция вступила в этап поиска стратегической автономии. На этом этапе произошел коренной разрыв с кемалистской политической доктриной, стержнем которой выступала вестернизация. В основу новой стратегической культуры Турции были положены два тезиса. Турция – великая страна с багажом османского наследия (тезис 1) и ключевой игрок на Ближнем Востоке, Балканах и Кавказе, готовый инвестировать политическую волю в переформатирование этих регионов в соответствии со своими интересами (тезис 2).

Сегодня внешнюю политику Турции отличает виртуозное балансирование между США, ЕС, Россией, Китаем и ближневосточными соседями. Страна предпринимает особые усилия, для того чтобы застраховаться от любых внешнеполитических рисков. Исторически Анкара всегда была склонна лавировать между внешнеполитическими контрагентами, не принимая полностью сторону ни одного из них. Теперь в дополнение к этому она стремится использовать в своих интересах различного рода региональные асимметрии и конфликты.

Ситуация на Украине 2022–2023 гг. и кризис архитектуры европейской безопасности открыли для Турции новое окно возможностей. Ранее для расширения своей стратегической автономии Турция могла опираться лишь на конвенциональные инструменты. Она стремилась заполнить лакуны, открывающиеся на региональном уровне в связи с ослаблением глобальных игроков. Параллельно Турция наращивала участие в таких многосторонних институтах, как ШОС, не отказываясь от членства в структурах с доминированием западных стран. А в результате обострения кризиса на Украине Турция за счет своей особой позиции «несмыкания» с Западом и посреднических усилий в украинском кризисе получила новые рычаги влияния не только на региональном, но и на глобальном уровне – имея при этом достаточно ограниченные ресурсы.

Важно понимать, что внешняя политика и внешнеэкономические связи являются для Турции значимым фактором внутренней политики. Успех есть успех, и страна постарается не сдавать завоеванных позиций. Изменения в системе международных отношений, идейно-ценностная трансформация турецкого общества в XXI в. и сложившаяся на Ближнем Востоке новая система геополитических координат/потенциалов будут требовать от Турции совсем иной внешней политики, чем 20 лет назад.

Поэтому даже гипотетический уход Эрдогана из политики, спекуляции о котором стали частью каждой избирательной кампании в последнее десятилетие, едва ли приведет к кардинальному изменению внешней политики Анкары. Разве что менее эмоциональный глава государства будет опираться на традиционные внешнеполитические инструменты, что обеспечит большую последовательность в отношениях Анкары с союзниками и партнерами.

С другой стороны, даже Кылычдароглу в ходе кампании проявлял черты популизма, ставшего уже универсальным инструментом работы с турецким электоратом. Ранее экспансия популизма во внешнюю политику считалась прерогативой Эрдогана. Теперь же и лидер старейшей кемалистской партии в Турции готов принять эстафету внешнеполитического популизма, которого кемалисты сторонились на протяжении всего XX века. Сочетание прагматизма и напористости, силовых стратегий и дипломатии не является чертой исключительно Эрдогана.