«Тахир и Зухра»: свет во тьме светит

Спектакль Елизаветы Бондарь (режиссер музыкального и драматического театра; сотрудничала с «Геликон-оперой», Красноярским театром оперы и балета и др.) появился в репертуаре благодаря экспериментальному проекту МХТ им. Чехова «Артхаб». Это театральная лаборатория, цель которой – поиск новых имен в драматургии и режиссуре. Осенью 2022 г. прошли показы эскизов к будущим постановкам. Зрители и эксперты проголосовали за наиболее интересные работы. Среди них оказались «Тахир и Зухра».

Пьеса Зухры Яниковой (поэт, писательница, драматург; автор пьес «Опыты с шифром Виженера», «Мукти» и др.) «Тахир и Зухра» в 2021 г. вошла в шорт-лист фестиваля молодой драматургии «Любимовка». В апреле этого года по ней также представил премьеру московский театр «Шалом».

События разворачиваются в современном мире. Но в основе старинная узбекская сказка о влюбленных, которым не суждено быть вместе. Драма-эпос – так обозначен жанр и пьесы, и спектакля. Это сочетание позволяет обнажить «корневую систему» истории. Разглядеть в сегодняшнем сюжете – сюжет вневременной. Хотя жанровые пропорции неравнозначны: эпического здесь куда меньше, чем драматического. Кое-где проступают морщины трагедии. И юмора тут хватает тоже, равно как и мелодраматической сентиментальности.

История, в общем, простая. И спектакль тоже намеренно простой. Тахир работает на стройке. Живется ему одиноко. На ломаном русском он вступает в переписку с разными людьми. Ищет, где бы, с кем бы нащупать чувство дома, неприкаянность свою избыть. Он рос без отца, и они с мамой были белыми воронами в обществе, где так вот, без мужа, не принято, стыдно. Зато в их маленькой семье сын и мать друг друга любили.

Во взрослой жизни счастливой любви ему не достается. Так уж распоряжается судьба, что с Зухрой, которая ждет ребенка от другого, быть вместе они не могут. Но как-то на жестоких ветрах ему удается оставаться человеком. Его крошечный плотик, свитый из надежд, бьется о волны, о крутые берега. Трудно, но, несмотря ни на что, герой все равно не тонет. Собственно, об этом и спектакль. Откровенно говоря, справедливее было бы именовать и пьесу, и спектакль просто «Тахир», потому что в центре на самом деле не столько (не)пара влюбленных, сколько именно он сам.

Спектакль играют в камерном пространстве Новой сцены. Здесь практически нет никаких предметов. И света почти нет. Пусто и темно. В тусклых лучах бокового света клубится дым. Красиво. Но надо оговориться: сценографию заменяют дымом и сумраком очень часто, так что разные постановки становятся страшно похожи друг на друга.

Герои, произнося реплики, подносят к лицу телефоны и светят на себя фонариками. Решение, конечно, аскетичное и однообразное. Но тем не менее срабатывает смыслово – выделяется тема одиночества. И кроме того, позволяет любоваться лицами актеров. Молодыми красивыми лицами изящной тонкой лепки. Это выручает и хоть сколько-то колеблет визуальный монотон.

Однако, как бы ни были прекрасны их «овалы и тени» и «ряд волшебных изменений» милых лиц, бесспорно, акцент сделан не на визуальном плане, а на звуковом. Чувствуется умение режиссера владеть ритмом. Что неудивительно – Елизавета Бондарь получила образование режиссера музыкального театра и немало работала именно на этом поприще, ставя оперные спектакли.

«Тахир и Зухра», разумеется, не опера. Его внутренняя и буквальная музыкальность здесь также не столь ярко выражены, как это бывает в некоторых драматических спектаклях – например, в знаменитой «Грозе» Андрея Могучего (постановка петербургского БДТ им. Товстоногова), работах Владимира Панкова в духе саундрамы и т. д. И все-таки интонационный и ритмический рисунок в данном случае – то, что главным образом формирует рельеф действия.

В тексте смешаны сказовый синтаксис с современной лексикой. В спектакле также возвышенные, как бы эпически звучащие монологи сменяются разговорами с узнаваемой сегодняшней интонацией. То есть режиссер в своем решении опирается на пьесу. Зухра часто говорит словно бы по-русалочьи – тоненьким голоском наскоро пропевает слова. Некоторые сцены исполняются не совсем как оперный речитатив, но приблизительно похоже.

В отдельных случаях причина перемены ясна. К примеру, по-одному выговаривается душа Тахира, предающаяся воспоминаниям, и совсем иная манера возникает в живом общении с реальными людьми. А иногда получается только интонационный трюк для удержания зрительского внимания. Почти весь час сценического действия это, кстати, удается, но к концу все же появляется навевающая скуку вязкость.

Спектакль говорит о любви и о добре. Все трагическое и горькое, темное и страшное преодолевается светом. Его здесь мало снаружи, но предостаточно внутри. В постановке нет претензии, она проста и скромна. Режиссер не взбивает ее в проповедь, не взвинчивает до отчаянного крика. Но в этом заключены одновременно и сила, и слабость «Тахира и Зухры». Спектакль обаятелен своим нарочито простодушным тоном. Но жаль, что это обаяние будто замершее. Оно никуда не летит, не целится в сердце, не нарушает покоя. Думается, будет хорошо, если со временем у него отрастут крылья.