«Судьбы икон в Стране Советов»: деньги – иконы – деньги
Нон-фикшн Елены Осокиной – о попытке большевиков создать мировой бренд древнерусской иконописи
Советская история полна парадоксов, и этот – один из самых показательных. Как ни удивительно, но не Российская империя, а именно атеистическое государство большевиков внесло решительный вклад в популяризацию древнерусских икон за рубежом. Впрочем, мотивы властей были далеки от чисто просветительских. Кампания по продвижению икон имела вполне конкретную рекламную цель – погромче заявить товар и найти покупателей.
Начатая в 1929 г. сталинская индустриализация остро нуждалась в валюте, которую добывали всеми возможными способами, в том числе – через массовую продажу культурных ценностей. Страна социалистической «нерыночной» экономики приняла активное участие в формировании мирового рынка иконописного искусства.
Елена Осокина – доктор исторических наук и профессор Университета Южной Каролины – давно разрабатывает тему неочевидных источников индустриализации. Ранее она уже опубликовала «биографию» Торгсина – государственной организации, которая продавала иностранцам, а также советским гражданам товары и продукты за валюту, золото или серебро («Золото для индустриализации: Торгсин», первое издание 2009 г.). Монументальная 600-страничная монография, написанная для подготовленного читателя, позднее была переработана в более дружелюбный к массовой аудитории нон-фикшн «Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина» (2019 г.), получивший премию «Просветитель».
Ровно так же и новую книгу «Судьбы икон в Стране Советов» можно назвать более демократичной версией ее же исследования «Небесная голубизна ангельских одежд. Судьба произведений древнерусской живописи. 1920–1930-е гг.» (Макарьевская премия 2019 г.). Оба нон-фикшна – и «Алхимия», и «Судьбы икон» – вышли в серии «Что такое Россия» издательства НЛО. Несколько патетичное название скрывает амбициозную цель хотя бы частично залатать фатальный разрыв между профессиональным сообществом и массовым читателем – в этой линейке публикуются книги ведущих историков, написанные популярно, для всех.
Значение серии сложно переоценить. Советская практика массового выпуска научно-популярных изданий ушла в прошлое вместе с Союзом. Научная литература, перегруженная ссылками и специфическими терминами, не может стать бестселлером по определению. В итоге научно-популярную нишу успешно заполнили публицисты – на полках под рубрикой «История» в книжных магазинах выставлены даже книги покойного сатирика и филолога-любителя Михаила Задорнова.
«Судьбы икон» Осокиной можно считать удачей именно как нон-фикшн лишь наполовину. Огромный материал монографии, собранный в российских и зарубежных архивах, библиотеках, а также в интервью с некоторыми героями, переупакован в ряд самодостаточных сюжетов. Книга освобождена от массивного научно-справочного аппарата (нет ссылок – лишь библиография в конце), есть даже картинки – иллюстрации Варвары Гранковой и вклейка с репродукциями икон и фотографиями коллекционеров, экспозиций и т. д. Но, несмотря на 400-страничный объем, при чтении регулярно возникает чувство, что рассказ обрывается на самом интересном месте.
Краем повествование задевает десятки судеб. Восприятие иконы как произведения искусства в 1920-е еще было диковинкой, но распространялось все шире благодаря энтузиастам. Таким, как глава отдела религиозного быта Исторического музея Александр Анисимов (ему посвящена поэма Максимилиана Волошина «Владимирская Богоматерь»). Именно отдел Анисимова несколько лет был центром собирания и изучения иконописи – после национализации большевиками церковного имущества и частных коллекций в Москву потекли сотни икон со всей страны. Но в 1929 г. Анисимов, человек слишком прямолинейный для своей эпохи, был репрессирован (позднее – расстрелян), и коллекция отправилась в Третьяковку.
Взаимоотношения музейщиков и чиновников описаны достаточно подробно, но как будто недостаточно – трагические страницы истории пролистываются слишком быстро. Распродажа ценностей ощущалась сотрудниками музеев как катастрофа и крушение дела всей жизни – например, директор Оружейной палаты Дмитрий Иванов бросился под поезд. Прямой саботаж приказов был невозможен, но музейщики искали способы минимизировать ущерб. В частности, отбирали для передачи торговой конторе из икон одного и того же сюжета наименее ценные или хотя бы наименее старые. И, видимо, многое им удалось сберечь – по крайней мере, такие шедевры, как «Троица» Андрея Рублева (она тоже рассматривалась как потенциальный товар), остались на родине. Даже мировое турне русской иконописи рубежа 1920–1930-х гг. готовилось при активном участии самих исследователей – того же Анисимова, хотя они не могли не понимать, что выставка преследует коммерческую цель и экспонаты могут просто не вернуться домой.
Последний парадокс этого сюжета – большевики сделали много для создания мирового «бренда» древнерусской иконописи, но, к счастью, недостаточно. В годы индустриализации были проданы тысячи произведений, однако, если бы рекламная кампания добилась мгновенного успеха, потерь было бы еще больше. Исследователь не сомневается: найдись в 1930-е щедрые покупатели, знающие толк в иконописи, главные шедевры могли повторить судьбу картин Эрмитажа, который тогда навсегда расстался с работами Тициана, Рафаэля, Рембрандта.