«Голда. Судный день»: Меир и сигареты
В прокат вышел фильм про легендарного израильского премьер-министра с Хелен Миррен в главной роли
Война Судного дня началась 6 октября 1973 г., когда коалиция арабских государств во главе с Сирией и Египтом атаковала Израиль. Накануне «Моссад» предупреждал премьер-министра Голду Меир (Хелен Миррен, известная главными ролями в фильмах «Повар, вор, его жена и ее любовник», «Королева», «Пряности и страсти») о готовящемся нападении, но она недооценила угрозу, и теперь ей расхлебывать последствия. Она и расхлебывает. Застигнутая врасплох израильская армия несет потери, в ставке главнокомандующего царят разногласия, и Голде приходится самой принимать важные решения, которые порой оказываются ошибочными.
Сразу после войны была создана следственная комиссия (комиссия Аграната), которая должна была выяснить, как так получилось, что Израиль оказался не готов к вторжению. Кино начинается с этого момента: г-жа премьер-министр сидит перед грозно-неулыбчивыми членами комиссии и рассказывает, какие решения принимала в те дни и почему. А все действие фильма представляет собой развернутый флешбэк, сотканный как бы из ее воспоминаний и ощущений – как высказанных, так и невысказанных. Знатоки, как водится, найдут к чему тут придраться, но в целом ход событий воспроизведен точно. Фильм последовательно излагает историческую фабулу, разбивая рассказ на главы: день первый, день второй и т. д. Показывает, какой позиции придерживался министр обороны Моше Даян (Рэми Хьюбергер – Иосиф Бау из «Списка Шиндлера»). Что ему возражал начальник генштаба Давид Элазар (Лиор Ашкенази, главная роль в фильме «Фокстрот»). Что говорил и делал будущий премьер-министр, а тогда командир бронетанковой дивизии Ариэль Шарон (Охад Кноллер, известный по фильму «Пузырь»).
Но драматичные события октября 1973 г. здесь скорее служат фоном – в первую очередь это кино не о них, а о Меир. Война остается за кадром, лишь иногда прорываясь в эфир секундными вспышками военной хроники или радиопереговорами израильских солдат, которые командование внимательно слушает во время каждого сражения. Зато Наттив, четыре года назад получивший «Оскара» за короткометражку «Кожа», ни на минуту не выпускает из виду свою героиню, следуя за ней из штаба в больницу (Меир втайне от всех лечит лимфому), из больницы – домой, в одинокую старушечью спальню, а оттуда – прямиком в кошмарные сны.
Для упакованной в плотные слои грима Хелен Миррен это бенефис и возможная заявка на «Оскара». Если не на премию, то по крайней мере на номинацию. Вся сюжетно-драматургическая структура организована вокруг ее персонажа, а остальным действующим лицам в этом представлении отведена скромная роль кордебалета. Равноправный актерский дуэт у Миррен лишь с Ливом Шрайбером (антигерой Виктор Крид из «Людей Икс: Начало. Росомаха»), который тут появляется в роли американского госсекретаря Генри Киссинджера. Есть даже задушевная сцена, где Меир принимает прилетевшего в Тель-Авив Киссинджера у себя дома и кормит его борщом.
Если в сценах переговоров и штабных совещаний фильм опасно сближается с жанром телевизионной реконструкции, то во всех остальных сценах Наттив идет в противоположном направлении и рисует портрет своей героини так, словно снимает чуть ли не сюрреалистический триллер. Долгие проходы по бесконечным коридорам, долгие спуски по бесконечным лестницам. Камера то кружит вокруг героини, то вдруг снимает ее сверху, то выхватывает детали ее лица сверхкрупными планами. Создавая тревожно-таинственную атмосферу, за кадром взвизгивают внезапные скрипки и наводят жути гулкие барабаны. Стоя на крыше, Меир наблюдает за мурмурацией птиц, символизирующей что-то нехорошее.
Здесь все что-то символизирует и все с чем-то рифмуется. Яркий свет прожекторов – со светом аппарата лучевой терапии. Сигаретный дым – с дымом от взрывов. Курение вообще оказывается главной метафорой. Меир курит во время встреч, курит, хлебая ложкой суп, курит во время медицинских процедур. Камера многозначительно следит за клубами сигаретного дыма и непременным крупным планом дает каждую пепельницу. Даже обсуждая план атаки, Меир и Даян используют сигаретные пачки и зажигалки в той функции, в какой Василь Иваныч Чапаев в том самом фильме использовал картошку.
Грузное, больное тело Голды Меир, тяжелый грим Хелен Миррен – режиссер, кажется, лишь затем делает акцент на материально-телесном аспекте образа героини, чтобы после преодолеть его в своем киноязыке. Нащупать брешь, сделать материальное зыбко-проницаемым, как тающий в воздухе сигаретный дым, и что-то рассмотреть по ту его сторону. Но, всматриваясь в своего персонажа, Наттив словно больше увлечен самим процессом всматривания, нежели собственно объектом. И, несмотря на выразительную игру Миррен, образ Голды Меир чем дальше, тем больше выглядит всего лишь формальным поводом для режиссерских упражнений в стиле.
Ближе к финалу, едва вынырнув из монотонно-завораживающих путешествий по коридорам, Наттив, будто спохватившись, заканчивает повествование сентиментальным панегириком. И сводит поначалу сложный и интригующий образ израильской железной леди к простому внутреннему конфликту между добротой и суровой необходимостью: солдат жалко, но без жертв не будет победы. Право же, вряд ли стоило ради этой немудреной трактовки так многозначительно блуждать по мрачным проходам и уж тем более заставлять артистку Миррен выкуривать столько сигарет.