Парадоксы Конституции

В теории и практике конституционализма принято считать, что Основной закон принимается для оформления уже сложившегося баланса политической власти. Он призван закрепить этот баланс юридическими средствами. 30 лет назад, в 1993 г., в России все произошло прямо наоборот.

За несколько лет политических конфликтов система власти оказалась полностью разбалансированной. Возникло даже не двоевластие, а многовластие. Как по горизонтали (Съезд народных депутатов, президент, правительство), так и по вертикали (центр, регионы, сепаратизм). По сути, в стране был политический хаос.

В такой ситуации новая Конституция была призвана не закрепить уже сложившееся соотношение властей, а создать новую модель. Собрать новую страну. И поэтому мы в Конституции сформулировали образ желаемого будущего для нашей страны. А если точнее, основы такого желаемого будущего. Чтобы на новом фундаменте вырастить новую политическую и конституционную систему для России.

Конституция 1993 г. устанавливает сильную центральную власть. Но гораздо меньше внимания обращается на то, что Основной закон одновременно устанавливает эффективные страховочные механизмы от неумеренной абсолютизации центральной власти. В нашей Конституции это прежде всего система федерализма и институт Конституционного суда.

Разграничение власти по вертикали – между регионами и центром – создает дополнительные возможности сохранения демократического политического режима в стране. А российский Конституционный суд устроен так, что всегда может отменить любые акты и дезавуировать действия и большинства в парламенте, и президента. Такие институты еще принято называть контрмажоритарными.

«Юридическая» и «фактическая» Конституции в России – это всегда «переменная величина». Наш конституционный мир «пульсирует». Фактический режим осуществления политической власти то приближается к идеальной юридической модели, то отходит от нее. Иногда довольно далеко, а иногда практически совпадая – в период премьерства Евгения Примакова (в 1998–1999 гг.).

В России не редкость существование политических структур, параллельных конституционным. Например, авторитетные руководители могут заседать в Государственном совете, но юридические полномочия быть сосредоточены в Совете Федерации. Аналогично могут быть рассредоточены люди и полномочия между Общественной палатой и Государственной думой, администрацией и правительством.

В истории России похожая ситуация с «параллельными» институтами реальной и формальной власти повторяется с пугающей регулярностью. В том числе и по этой причине мы сделали Конституцию «рамочной» – не инструкцией «для газовой горелки». И заложили конституционные механизмы настройки, согласования фактического политического режима с «юридической» Конституцией. Это прежде всего федеральные конституционные законы и решения Конституционного суда о толковании Основного закона. В соответствии со ст. 76 Конституции по любому предмету ведения Российской Федерации могут приниматься федеральные конституционные законы, имеющие прямое действие на всей территории РФ.

Например, с помощью минимальных дополнений в федеральный конституционный закон «О правительстве РФ» можно в государственную жизнь (практику) ввести модель «правительства парламентского большинства». Наша Конституция в теории права, в том числе зарубежного, получила определение «саморазвивающейся Конституции» и очень высокую оценку за оригинальные и эффективные конституционные решения.

И еще один парадокс. Владимир Путин – первый лидер, не написавший Конституцию под себя (можно вспомнить ленинскую, сталинскую или брежневскую). Другие руководители – Никита Хрущев и Михаил Горбачев каждый полностью подготовил «свою конституцию», но не успел ее принять, потеряв власть. Может быть, «традиция» именных конституций окончательно уйдет в прошлое?